— Делай, что сказали.

Глашатай Манвэ больше ничего не говорил, и весь оставшийся до подножья Таникветиль путь прошёл в тяжком безмолвии.

Майя не знал, о чём размышлял изгнанник, зато сам Айну задумался слишком о многом.

«Валар никогда не говорят друг с другом честно и открыто, — всплыла в голове давняя мысль. — Всегда только намёки, оборванные на полуслове фразы, и даже слияние их Феар происходит не до конца. Каждый позволяет лишь прикоснуться к ничтожной частичке себя, скрывая бездны силы и знания. И как договориться при таком недоверии?»

Вот и сейчас, похоже, решение по поводу поступка Феанаро приняли в спешке, выбрав самый простой путь.

Майя Эонвэ понимал логику Владыки Манвэ: отец небесных птиц и повелитель ветров считал, что для Феанаро, как и для Мелькора, нет наказания хуже, чем сидеть взаперти и наблюдать успехи брата-соперника, а значит, можно и дальше ничего не предпринимать, просто отправив нерадивое Дитя Эру куда подальше, а на трон посадив того, кто и так рано или поздно бы там оказался. Другой вопрос: надолго ли? Игрок всегда рискует доиграться. Феанаро будет зол, но, в конечном счёте, всегда есть крайняя мера: Намо Мандос и его жуткая свита — тюремщики Арды.

«Валар не любят думать о плохом. Пожалуй, и я не стану».

Посмотрев на Феанаро, бледного и напряжённого, Майя Эонвэ подумал, что, может, есть крупица истины в намёках на том, что с ещё неродившимся Феанаро, во чреве матери, кто-то из Владык Арды поделился частицей своего духа: слишком хорошо он противостоял задающим вопросы Валар. Сын короля ни разу не дрогнул и не усомнился в себе, стоял неприступной скалой, и его невозможно было заставить сожалеть о содеянном никакими аргументами.

— Я прав, — вдруг сказал Феанаро, бросив взгляд на глашатая, когда тот проходил мимо очень приукрашенного изображения Чертогов Намо, — во всём. И думай, что хочешь.

Эонвэ посмотрел на изгнанника.

«Может быть, и не прав, — промолчал Майя, — однако одно ясно: было бы лучше отпустить своенравного эльда, а не ещё надёжнее запирать. Куруфинвэ говорил, что хочет в Эндорэ? Пусть отправляется. Да хоть сейчас! Какую бы правду он ни узнал в Средиземье, что бы ни открылось его пламенному взору, это всё равно лучше для Владык Арды, чем держать разгорающийся огонь у себя в погребе, где хранятся легковоспламеняющиеся материалы».

Подъёмник опустился на землю, залитую золотом Древа Лаурелин.

— До встречи, валанмол, — хмыкнул Феанаро и, не дожидаясь реакции глашатая, пошёл прочь.

— До встречи, — хмыкнул Эонвэ. — Величайший Эльда.

***

— Нолдор Первого Дома! — крикнули вдруг в один голос Амбаруссар, и все разговоры и песни разом стихли. — Отца отпустили!

Финвэ мгновенно вскочил от костра и бросился к сыну. Тот остановился, сначала опустив голову, но потом гордо вскинув и коротко ответив на дюжины вопросов. Нолдоран несколько раз кивнул, обернулся к подданным. По лицу короля стало ясно: сбылись его худшие опасения, однако решение Валар не превзошло самое плохое, что мог ожидать Финвэ.

«Изгнание, — прозвучало у подножья священной горы. — Двенадцать лет».

Макалаурэ подошёл к деве с лирой, ласково тронул пальцами изящную деку.

— Мы скоро встретимся, обещаю, — сказал менестрель. — Даже если Таникветиль сейчас рухнет нам на головы.

Золотоволосая эльфийка кивнула. Она не была похожа на Артанис ни капли, однако её музыку хотелось слушать бесконечно, и второй сын Феанаро не собирался отказывать себе в удовольствии.

Лучшее творение

Сегодня кисть скользила по стене с особенной лёгкостью, а линии получались безукоризненными. Король, который вот-вот станет изгнанником, торопился доделать «самое важное», по его словам, дело. Причудливая игра света и тени на незамысловатом рисунке создавала ощущение живого объёма, сочетание тёплого тела и холодного металла чудовищно дисгармонировало, но именно эта дисгармония и была поистине прекрасна.

— Владыка Финвэ, — слышались из-за закрытой двери голоса. — Тебя уже давно ждут.

— Значит, подождут ещё. Я занят!

Королю хотелось, чтобы его второй сын, как это нередко случалось, презрел все возражения слуг и вошёл. Увидеть бы его реакцию…

И хотя Финвэ не был уверен, для кого именно оставляет своё послание, но точно знал одно — письмо найдет адресата.

Добавляя в рисунок естественности, сглаживая переходы, усиливая контраст между живым теплом и мертвым холодом, Финвэ вдруг подумал, что ещё никогда настолько тщательно не вырисовывал каждую деталь.

Плоть и металл… Почему их тянет объединиться? Не лучше ли каждой вещи быть с себе подобными?

Критически посмотрев на почти завершенный рисунок размером в три эльфийских роста, король подумал, что тронный зал его… бывшего дворца должен быть украшен изображением Древ Валар, и начал создавать их образы с двух сторон от основной композиции.

Изобретённый Феанаро краситель впитывал сияние Телпериона и Лаурелин и делал любую поверхность источником света. То что надо!

Главное — запретить слугам заходить. Пусть первым войдёт и увидит послание тот, кто более других этого заслуживает. Финвэ снова вздохнул. Он не увидит реакции счастливчика. Или счастливчиков. Что ж, такова воля Эру.

Прогнав всех слуг от дверей в коридоре, король-изгнанник в последний раз, перед тем как запереть главный зал дворца, обернулся и посмотрел на возвышающийся над роскошным троном нарисованный на стене, сияющий в волшебном свете Древ, огромный, готовый к совокуплению член в короне из золота.

— Это мое лучшее творение, несомненно, — восхитился своей работе Финвэ и запер двери.

Примечание к части Иллюстрация прелестнейшего артера

https://vk.com/wall-159936735_710

Вариант 2

http://vk.com/photo-159936735_456239600

Обрыв

— Ты никогда не ездил со мной просто так, отец, — после долгого молчания Феанаро всё-таки заговорил.

Финвэ, сидя на лошади, словно на стуле, хмыкнул. Поначалу оставивший Тирион нолдоран хотел идти на север пешком, ведь тому, кто пусть и на время отверг валароизбранность и подаренный трон с венцом правителя, не положены в Валиноре никакие