Как только начался этап обсуждения, Ник сразу встрял и удивил всех своей речью: «Ибрагим, я хочу, чтобы ты мне доверял. Я обещаю тебе, что собираюсь выбрать шар «украсть», но тогда я разделю с тобой свой выигрыш». И Ибрагим, и ведущий шоу с трудом поняли логику этого предложения. Как сказал Ибрагим, можно было гораздо легче организовать дележ поровну, для этого оба игрока должны были выбрать шары «разделить». Но Ник сказал нет, он собирается «украсть». Ведущий, который никогда не слышал ничего подобного, вмешался, чтобы пояснить, что организаторы шоу не несут ответственности за исполнение такого обещания и что единственный способ сделать так, чтобы оба игрока получили по половине приза, это обоюдно принятое решение разделить приз. Очевидно, обсуждение длилось гораздо дольше, чем позволяло обычно отведенное время, и большая его часть была вырезана из телевизионной версии, у которой были жесткие временные рамки. Можете подумать, как бы вы поступили на месте Ибрагима.

Бедный Ибрагим оказался действительно в сложной ситуации и не мог разобраться, что задумал Ник. В какой-то момент он спросил Ника в полном отчаянии: «И где только у тебя мозги?» Ник улыбнулся и указал на свою голову. Когда ведущий шоу наконец-то завершил обсуждение и потребовал от двух игроков сделать выбор, Ибрагим, крайне скептически отнесшийся к высказыванию Ника, внезапно изменил свое изначальное решение на противоположное, давая понять, что он решил играть, и выбрал шар с надписью «разделить», вероятно чувствуя, что у него нет другого выбора. Или, возможно, это был финальный трюк.

Затем все выяснилось. Ибрагим действительно выбрал шар «разделить», но как насчет Ника? Ник открыл свой шар и также прочитал «разделить».

Программа «Радиолаб» на Национальном общественном радио посвятила специальный выпуск этому шоу. Ведущие спрашивали Ибрагима, что он планировал сделать, и он ответил, что планировал выбрать опцию «украсть» до самой последней минуты. Тогда ведущие напомнили, как он выступил с трогательной речью о своем отце, который говорил ему, что человек стоит ровно столько, сколько стоит его слово. «Как же с этим быть?» – спросили ведущие, несколько ошарашенные сделанным открытием. «Ах, вы об этом, – сказал Ибрагим. – На самом деле я никогда не знал своего отца. Просто подумал, что эта история произведет впечатление».

Люди все-таки удивительные.

К середине 1990-х у поведенческих экономистов было две главных цели. Первая была эмпирической: найти и описать аномалии, касающиеся как индивидуального поведения и поведения организации, так и цен на рынке. Вторая касалась развития теории. Экономисты не собирались всерьез воспринимать новое направление до тех пор, пока им не покажут формальные математические модели, которые могли бы включать в себя дополнительные результаты из психологии. Благодаря талантливым новым поведенческим экономистам, которые присоединялись к этому направлению, и даже благодаря некоторым давно известным теоретикам, таким как Жан Тироль (лауреат Нобелевской премии 2014 года), которые занимались поведенческими моделями, по обоим фронтам наблюдался прогресс. Однако на горизонте маячила также и третья цель: возможно ли, чтобы поведенческая экономика смогла изменить мир к лучшему? И могли ли мы сделать это, не подтверждая глубоко укоренившиеся подозрения наших самых больших критиков: что мы были социалистами, если не коммунистами, которые стремились заменить рынок на бюрократию? Пришло время разобраться с этим.

Учитывая, сколько внимания поведенческие экономисты вместе уделили проблемам самоконтроля, логичнее было бы начать с того, чтобы объяснить, как помочь людям сделать необходимые сбережения на пенсию. Разработка более удобных вариантов программ по пенсионным сбережениям является задачей, для решения которой стандартная экономическая теория мало приспособлена. Прежде всего, стандартные теории исходят из того, что человек сберегает точно нужную сумму, не говоря уже о его инвестиционной подкованности. Если человек уже делает что-то замечательно, как можно еще помочь? Кроме того, даже если экономист и захотел бы помочь в решении этой задачи, у него оказался бы лишь один политический инструмент, который можно было бы использовать, а именно налоговый финансовый вычет на сбережения. Стандартные теории сбережения, такие как те, которые предложили Милтон Фридман или Франко Модильяни, явным образом указывают на то, что никакой другой политический инструмент не может иметь значение, поскольку другие факторы, которые влияют на сберегательную стратегию домохозяйства, – такие как возраст, уровень дохода, ожидаемая продолжительность жизни и так далее, – не могут контролироваться правительством. Правительство не может изменить ваш возраст, но может изменить налоговый финансовый вычет по сбережениям, например путем создания пенсионного плана, в рамках которого средства на сберегательном счету не облагаются налогом. И все же остается важная проблема, касающаяся использования этого политического инструмента, – экономическая теория не говорит нам, как отреагируют будущие пенсионеры на такое изменение. На самом деле мы даже не можем быть уверены, что возможность делать необлагаемые налогом сбережения позволит увеличить или понизить общую сумму денег, которую люди откладывают на пенсию.

На первый взгляд кажется, что повышение общего размера сбережений путем создания счетов, не облагаемых налогом, будет способствовать повышению размера взносов, ведь пользоваться таким счетом стало выгоднее. Но более вдумчивый подход позволяет увидеть, что в таких условиях достижение запланированной суммы возможно при меньшем объеме вложений. Тот, кто стремится накопить определенную сумму, может это сделать, откладывая меньшими порциями, ведь уровень доходности на вложенные средства вырос.[87] Итак, в распоряжении экономической теории есть только один политический инструмент – уровень доходности вложенных средств, но мы не знаем, что нужно с ним сделать – понизить или повысить, – чтобы стимулировать уровень сбережений.

Таким образом, стандартная экономическая теория оказывается малополезной. Конечно, можно обратиться к результатам эмпирических тестов, чтобы понять, какой эффект будет иметь изменение налоговой ставки, но до недавнего времени было очень сложно получить определенные результаты. Экономист из Стэнфорда Дуглас Бернхайм упомянул об этом в детальном обзоре литературы по этой теме, который был опубликован в 2002 году: «Как экономист, я не могу не признаться, что после знакомства с огромным пластом литературы по налогообложению и сбережению меня несколько обескураживает то, насколько сложно найти в ней ответы даже на самые элементарные эмпирические вопросы».