Поэтому когда мы пришли в наш маленький лагерь, я был похож на еврейскую бабушку, в гости к которой приехал один из двадцати пяти любимых внуков. Шумно требовал накормить Куганну, в самых поэтических выражениях описывал страдания голодного человека, вынужденного в одиночестве скитаться по лесу, требовательно осведомлялся, в каком именно шатре его уложат спать, потом бежал к гостю, отрывал его от еды, тащил за собой в шатер и настырно спрашивал, будет ли ему там удобно. Он вежливо кивал, до оснований потрясенный моим фонтанирующим гостеприимством.

Я поднял такой гвалт, что даже толстенький пага Пикипых приподнял свои тяжелые веки, несколько секунд пристально рассматривал меня и моего нового приятеля, потом изумленно покачал головой и снова закрыл глаза. Слава богу, на сей раз обошлось без язвительных комментариев.

Хэхэльфов приятель, бунабский принц, к этому времени как раз собрался в свой шатер, спать, так что Хэхэльф очень обрадовался и моему возвращению, и новому спутнику: он принадлежал к тем замечательным ребятам, в которых отлично уживаются абсолютная уверенность, что самые интересные вещи происходят именно с ними, и искреннее доброжелательное любопытство ко всем остальным людям: «Ну-ка, ну-ка, чем вы меня сегодня порадуете?»

Оказалось, что Куганна хорошо его знает – не лично, а понаслышке.

– Так ты тот самый сын Эрберсельфа Инильбского, который вырос на Вару-Чару? – обрадовался он. – Я о тебе много слышал! Весь Хой о тебе говорил, когда твой отец нарушил свое слово, а ндана-акуса Анабан сказал, что твой отец – не такая важная персона, чтобы из-за его глупости убивать такого смышленого мальчишку… А вы сейчас с Вару-Чару едете? И как поживает младшая сестрица ндана-акусы? Все такая же шустрая?

– Шустрая – не то слово! – согласился Хэхэльф. И они принялись сплетничать об общих знакомых.

Разговор то и дело переходил на бунабский язык, потом ребята вспоминали обо мне и снова начинали говорить на кунхё. Хаотическое смешение языков, поток незнакомых имен и обилие непостижимых, но живописных подробностей утомили меня неописуемо, я задремал прямо у костра и сквозь сон почувствовал, как дюжина обормотов в мини-юбках волочет меня в шатер – в высшей степени бережно и заботливо, как некое огромное хрустальное бревно…

Утром я умудрился проснуться раньше всех – иногда случаются со мной и такие чудеса! Обнаружил, что и Хэхэльф, и наш новый спутник расположились в том же шатре, что и я. Во всяком случае, рядом со мной валялись два больших свертка, очертания которых позволяли предположить, что это – просто люди, с головой завернувшиеся в одеяла. Я высунул нос наружу и с изумлением уставился на толстого жреца: он по-прежнему сидел возле гаснущего костра с закрытыми глазами, неподвижный и величественный, как бронзовое изваяние Будды – если вы способны представить себе Будду, недовольного решительно всем на свете!

– Ты уже проснулся? Не верю! – изумленно сказал Хэхэльф. – Это к чему: к дождю, или к буре, или море выйдет из берегов?

– Это просто так, для разнообразия, – отмахнулся я. И показал на пагу Пикипыха: – Что, он никогда не ложится спать?

– А кто его знает, – пожал плечами Хэхэльф. – Я же тебе говорил: все паги со своими причудами…

Примерно через час проснулись все остальные, наскоро перекусили – не усаживаясь на специально взятые с собой ковры, как во время ужина, а, можно сказать, на бегу. Даже толстый жрец прервал свою медитацию. Есть он, правда, не стал, общаться с присутствующими – тем более, а просто переместился в «бочку» на спине своего зверя. Из этого следовало, что нам пора трогаться в путь.

Только сейчас мне пришло в голову, что будет нехорошо, если мы поедем в комфортабельных «бочках», а наш новый спутник пойдет пешком, вместе с рабами и воинами. Я не считал пешую прогулку таким уж великим злом, скорее – наоборот, но мне показалось, что так будет невежливо.

– Ты можешь ехать на моем звере, – великодушно сказал я Куганне, – а я пойду рядом. А когда я устану, мы поменяемся. Так даже лучше: если все время ехать – ноги затекают.

– Спасибо, – вежливо откликнулся он. – Но это вовсе не обязательно. Поездка верхом – для знатных людей и для почетных гостей, вроде тебя и твоего приятеля. А я – не гость, а коренной житель этого благословенного острова, и не знатный человек, хоть и свободный. Да и небогатый к тому же: кроме той агибубы, что на мне, у меня в сундуке всего две хранятся, да и те старые…

– А у меня – вообще ни одной, – усмехнулся я. – Так что будет справедливо, если я уступлю тебе свое место.

Наш диалог на кунхё заинтересовал бунабского принца Кекта, он обратился к Хэхэльфу за переводом, и проблема тут же разрешилась сама собой. С широченной спины одного из верховых животных быстренько сняли весь груз, откуда-то появилась еще одна «бочка» – не такая узорчатая, как наши, но вполне благоустроенная. Я подумал, что ее наверняка везли с собой, как запасное колесо для автомобиля, на всякий случай – и вот, пригодилась!

– Ты – очень великодушный человек, чужестранец, – серьезно сказал Куганна, устраиваясь в «бочке». – Кто бы мог подумать, что я не только найду хорошую компанию и буду ночевать в теплом шатре, но и поеду к Варабайбе, как знатный человек, на одном из лучших абубылов ндана-акусы Анабана… Вот уж повезло, так повезло! Дома расскажу – не поверят!

Что ж, я был рад, что все так хорошо устроилось. Хэхэльф по секрету сообщил мне, что после моей выходки все наши спутники бунаба окончательно определились с моим диагнозом: они решили, что я – «очень добрый, но совсем не солидный человек».

– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, – усмехнулся он. – Учти: теперь уж точно ни один ндана-акуса не отдаст за тебя свою дочку!

– Могло быть и хуже, – философски заметил я. – Они, конечно, красивые девочки, но… Одним словом, переживу!

Разговаривали мы мало: поездка на «свинозайцах» не располагает к доверительному общению, поскольку до потенциального собеседника еще докричаться надо. К тому же когда эти большие добродушные зверюги слышат человеческую речь, они начинают бурно повизгивать: наверное, их тянет общаться.

Лес становился все гуще. К счастью, все береговые бунаба регулярно совершают поездки вглубь острова, поэтому к нашим услугам была довольно узкая, но ровная, на некоторых участках даже вымощенная мелкими черными камешками, тропинка. Навстречу нам никто не попадался, только незадолго до заката мы неожиданно наткнулись на небольшую группу людей, выстроившихся на холме у дороги. Признаться, поначалу я усомнился, что эти существа – действительно люди. Бунаба, которых мы встретили в лесу, были высокими, стройными, мускулистыми, ослепительно красивыми и столь величественными, что я решил, будто мы попали на какой-нибудь съезд тайных владык этого Мира. Их загорелые тела были увешаны таким количеством драгоценных браслетов и ожерелий, что поначалу мне показалось, будто на них надеты какие-то замысловатые кольчуги, на головах красовались полутораметровые агибубы, а длинные одежды были сшиты из каких-то головокружительных гобеленов.