Однако всеобщее внимание привлекла отнюдь не новая коронационная клятва, а Гавестон. Само его присутствие оскорбляло собравшихся аристократов. Когда пришло время церемониального обувания короля, Гавестон разделил почетную обязанность с графом Валуа и графом Пембруком, пристегнув левую шпору к королевскому каблуку. После помазания Эдуарда и Изабеллы король взошел на трон, внутри которого лежал Скунский камень, чтобы принять оммаж своих магнатов, а Гавестон возглавил процессию на выход: в руках он держал Куртану – королевский меч милосердия, который на пути в церковь нес граф Ланкастер.

Для общества, регламентируемого иерархией и неприкосновенными традициями, все это было грубым нарушением протокола, и, пока Гавестон красовался, из толпы раздавались неподобающие моменту возмущенные возгласы. Но худшее было впереди.

Организацией праздника, последовавшего за коронацией, занимался Гавестон, и он превратил его в вульгарную попытку покрыть себя еще большей славой. Стены банкетного зала были увешаны роскошными гобеленами, которые были расшиты гербами не Эдуарда и Изабеллы, но Эдуарда и Гавестона. Новоиспеченную королеву так беспардонно отодвинули в сторону, что это оскорбило всю ее семью, присутствовавшую на церемонии, и последней каплей стало поведение Эдуарда, который на протяжении всего застолья – где практически несъедобное угощение подавали с задержками – разговаривал и шутил с Гавестоном, не обращая на невесту никакого внимания. Еще до коронации юная королева писала отцу, жалуясь, что ее держат в нищете и обращаются с ней без уважения. Коронация стала публичной демонстрацией неподобающего обращения. Вдобавок ко всему позже стало известно, что Эдуард отдал своему фавориту свадебные подарки и лучшие из драгоценностей королевы.

Коронация обернулась кошмаром. В глазах всего политического сообщества, так же как и в глазах семьи Изабеллы, она лишь подтвердила опасную одержимость короля Пирсом Гавестоном, не только непристойную, но грозившую спровоцировать в стране политические потрясения. Эдуард не мог бы найти более эффективного способа расстроить и озлобить тех, кто готов был его поддержать.

Потребовалось всего несколько дней, чтобы гнев, вызванный коронацией, а также высокомерное обращение Гавестона с графами и баронами спровоцировал политический кризис. В апреле должен был собраться парламент, и магнаты поговаривали о том, чтобы явиться на него при оружии и призвать Гавестона к ответу за его поведение. Предвидя неприятности, в конце марта король приказал сломать мосты через Темзу, а сам укрылся в Виндзорском замке. С его воцарения не прошло и года, а с момента коронации – считаные дни, и Эдуард уже до копейки растратил политический капитал и доброе расположение, которым обычно награждают нового короля. Он был вынужден готовиться к вооруженному восстанию английских баронов.

Когда в апреле 1308 года собрался парламент, группа магнатов, возглавляемая Генри де Ласи, графом Линкольна, сформулировала три тезиса величайшей конституционной важности. «Оммаж и присяга на верность – это дань короне, а не королю лично», – заявили они, впервые четко разграничив личность короля и институт монархии. Магнаты потребовали изгнать Гавестона из королевства и лишить его титула графа, написав, что «он обездолил корону… и ослабил ее… и сеет раздор между королем и его людьми».

Это заявление не было манифестом недовольного меньшинства, но ясно сигнализировало о конституционном сопротивлении, объединившем практически всех английских баронов. Графы Ланкастер, Пембрук, Уорик, Херефорд и Суррей поддержали Линкольна и устроили в Вестминстере показательную демонстрацию силы, чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений. Король вызвал в Англию архиепископа Уинчелси, отсутствовавшего в стране в момент коронации. Приехав, тот тут же встал на сторону баронов и угрожал отлучить Гавестона от Церкви, если тот не покинет страну к концу июня. Только один из баронов, сэр Хью Диспенсер Старший, не оставил короля. Диспенсер был заслужившим доверие дипломатом и ревностным роялистом. В 1306 году он заплатил целое состояние – 2000 фунтов, – чтобы женить своего единственного сына, Хью Диспенсера Младшего, на сестре графа Глостера. И в дальнейшем он всегда будет на стороне короля.

Несмотря на то что опереться ему было практически не на кого, Эдуард попытался выкрутиться. Было ясно, что Гавестону придется уехать и что титул графа за ним сохранить не удастся. Но вместо того чтобы уступить требованиям оппозиции и услать фаворита подальше, Эдуард назначил Гавестона наместником короля в Ирландии и подарил ему замки и поместья в Англии и Гаскони, чтобы тому было на что жить. Он поехал с Гавестоном в Бристоль и устроил ему пышные проводы.

Это уже говорило о том, что король не имел ни малейшего понятия о своих обязательствах. Жизненный путь отца должен был бы научить Эдуарда II, что политика английской монархии базируется на согласии и компромиссе. Бароны не были закоренелыми бунтовщиками, не сопротивлялись власти короля, но они были крайне чувствительны к ненадлежащему или несправедливому поведению монарха и готовы были взять правление в свои руки, если чувствовали, что король не справляется со своей миссией.

Увы, Эдуард был неспособен это понять. Он считал изгнание Гавестона актом личной враждебности к человеку, которого он любил, а не политической акцией, продиктованной заботой о благе королевства. В 1308 году его не заботило ничто, кроме переговоров о возвращении фаворита. Такова будет привычная схема его поведения и в следующие четыре года, что в итоге еще раз поставит Англию на грань гражданской войны.

Трудно преувеличить ненависть, какую возбудил к себе Гавестон после скандальной коронации. Эдуарду же эта ненависть казалась беспричинной. Он искренне считал Гавестона своим дорогим названным братом и, выражая свои чувства, осыпал его щедрыми подарками и дарил эмоциональной близостью. К большой досаде французов, королева в этих отношениях оказалась третьей лишней; но она, в конце концов, была всего лишь ребенком 12 лет, вряд ли годилась в сексуальные партнеры и не могла считаться значимой политической фигурой.

Эдуард тем не менее никак не мог принять точку зрения своих оппонентов. После высылки Гавестона в Ирландию он, вместо того чтобы решительно встать на путь исправления и взяться за неотложные государственные дела, хлопотал об аннулировании приговора об изгнании фаворита и слал петиции папе римскому с просьбой отменить условное отлучение Гавестона от Церкви, вынесенное архиепископом Уинчелси.

Эдуард не был дураком и понимал, что Гавестона не удастся вернуть, не умаслив магнатов. Все усилия по возвращению доброго расположения влиятельных графов и епископов он сосредоточил вокруг программы реформ. В июле 1309 года был выпущен Стэмфордский статут, касающийся продовольственной реквизиции – принудительного выкупа провизии для королевской армии, а также превышения власти со стороны королевских чиновников в графствах. В обмен Гавестону позволили вернуться в Англию, а в августе возвратили ему графство Корнуолл. Акт передачи засвидетельствовали самые важные люди Англии: епископы Дарема, Чичестера, Вустера и Лондона и графы Глостер, Линкольн, Суррей, Пембрук, Херефорд и Уорик. Однако кузен короля, Томас, граф Ланкастерский, граф Арундел, а также архиепископ Уинчелси отсутствовали.