кандидатов: Стивена Дугласа и Авраама Линкольна. По своему престижу эти двое были далеко не равны. Дуглас был сенатором, лидером своей партии и кандидатом в президенты. Линкольн, хотя ему уже было сорок девять лет, был всего лишь конгрессменом, но в штате Иллинойс, где он занимался юридической практикой, он славился своей честностью, здравомыслием, чувством юмора, строгостью логического мышления, а также физической силой. Этот крупный, но достаточно неуклюжий человек был наделен удивительной силой; его длинные руки, способные с маху разрубить топором деревянные колья забора, могли, если потребуется, уложить на месте деревенского грубияна. При этом победитель был готов сразу же подружиться с побежденным. Линкольн любил благожелательных людей, поскольку и сам был таким.

9. Жизнь Авраама Линкольна была нелегкой. Он рано потерял мать, и его воспитывал отец, бедный фермер. Мальчик почти не получил образования. «Когда я достиг совершеннолетия, — говорил он, — я мало что умел. Умел читать, писать и мог решить один арифметический пример из трех. Больше я в школу не ходил…» Но когда отец снова женился, мачеха принесла с собой в приданое пять книг: Библию, «Басни Эзопа», «Робинзона Крузо», «Путь паломника»[39] и «Синдбада-морехода». Линкольн так часто перечитывал их, что выучил наизусть. Позже он прибавил к ним «Жизнь Вашингтона» Парсона Уимса и «Уроки ораторского искусства» У. Скотта — сборник речей Цицерона, Демосфена и высказываний героев Шекспира. Благодаря чтению этих произведений появились лучшие образчики английской прозы. Но сочетание силы и поэтичности проявилось в нем лишь позже, когда успех выявил настоящего Линкольна. В начале своей карьеры он был всего лишь оратором — четким, ясным и красноречивым. Риторике Уэбстера он предпочитал юмор, а его притчи походили на басни любимого им Эзопа. Еще одной из его любимых книг была геометрия Евклида; ей он обязан своими краткими и точными доказательствами. Он был беден, несчастлив в браке и искал убежища в мечтах. У него случались странные перепады настроения, и от ипохондрической депрессии он переходил к неумеренному красноречию. К 1850 году он отказался от политики ради адвокатской карьеры. Но начиная с 1854 года споры по поводу рабства втянули его в борьбу.

10. Осторожный реализм, свойственный Линкольну, мешал ему стать фанатичным аболиционистом. Он не проповедовал ненависть к рабовладельцам; он признавал сложность их положения, но в своей Спрингфилдской речи (июль 1858 года), когда согласился баллотироваться в сенат против кандидата Дугласа, он мужественно изложил выводы, к которым пришел после долгих размышлений в одиночестве. В течение пяти лет предпринимались попытки решить этот вопрос в духе компромисса, но волнения только усиливались. «По моему мнению, им не будет положен конец до тех пор, пока мы не признаем существование кризиса и не преодолеем его… „И всякий… дом, разделившийся сам в себе, не устоит“ (Мф. 12: 25). Так и наше государство не сможет постоянно быть наполовину рабовладельческим, наполовину свободным. Я не жду того, что Союз будет распущен, — и не жду того, что дом падет, но я жду, что дом прекратит быть разделенным. Он станет либо единым, либо совсем иным…»

11. Линкольн бросил вызов Дугласу. Готов ли тот обсуждать вопрос о рабстве в серии дебатов в разных городах Иллинойса? Дуглас согласился. В ходе этих дебатов наблюдались занятные сцены. В Гейлсберг приехали все окрестные фермеры и организовали целую кавалькаду. На одной повозке разместились музыканты, на другой — тридцать две симпатичные девушки, представлявшие тридцать два штата Союза, а за ними везли печальное существо в черном с надписью «Канзас»; еще на одной — молодые парни раскалывали топорами колья, что было данью Честному Эйбу[40]. Друзья Дугласа водружали транспаранты: Ура Маленькому Гиганту! Сцена была установлена в кампусе колледжа Нокс. Вскоре ее окружили фермеры в рубашках с закатанными рукавами и их домочадцы. Когда прибыли оба героя, контраст между ними поразил всех зрителей. Собранный и боевитый Дуглас, в одежде от первоклассного портного, производил впечатление преуспеяния и силы. Линкольн с отсутствующим и печальным взором, в плохо сшитом сюртуке, откуда торчали длинные руки, в башмаках огромного размера, с лицом, изрезанным морщинами, весь до боли нескладный и нервный, как бы являл собой воплощение безысходности. «Но когда он заговорил, — писал один из присутствовавших, — неуклюжесть исчезла, и он выглядел привлекательно и благородно». Идеологические позиции двух кандидатов были ясны: Дуглас высказывался по поводу рабства, выступал за автономии штатов и территорий; Линкольн — за власть конгресса. Вся стратегия Линкольна заключалась в том, чтобы вынудить Дугласа высказаться по делу Дреда Скотта. Это был удачный ход: если Дуглас оспорит решение Верховного суда, то приведет в ярость экстремистов Юга; если поддержит, то оттолкнет умеренных демократов Иллинойса и станет противоречить своей собственной доктрине. Но хитрый лис Дуглас умело защищался. «Рабство, — сказал он, — не могло бы просуществовать ни единого дня или даже часа ни в одном из штатов, если бы его не поддерживала полиция этого штата…» Получалось, что местное самоуправление — фактическая необходимость. Линкольн, в свою очередь, не принял ни морального оправдания рабства, ни его распространения на новые территории, но он хотел спасти Союз.

12. Избиратели Иллинойса выбрали Дугласа с небольшим перевесом, но позиция, которую Линкольн заставил его занять, позднее стоила Дугласу президентства. Ярые рабовладельцы требовали не местной автономии, а защиты рабства федеральным законом. На что Дуглас справедливо ответил, что демократы Севера и даже Среднего Запада никогда не пойдут на это. Примирение казалось невероятным, и новая вылазка Джона Брауна вскоре показала, что конфликт теперь может легко перейти из политической плоскости в военную. Джон Браун после своих подвигов в Канзасе становился все более агрессивным. В 1859 году он разработал план собственной войны за освобождение чернокожих. Вооруженные банды совершали набеги на Юге, уводили рабов и защищали их от погони. Браун начал с нападения на городок Харперс-Ферри в Виргинии, где захватил государственный арсенал. Морские пехотинцы под командованием Роберта Э. Ли освободили арсенал, несмотря на храбрую защиту Джона Брауна и его отряда. Его взяли в плен, и суд присяжных Виргинии вынес ему смертный приговор через повешение, который привели в исполнение. Он писал своим детям: «Я с радостью приму смерть за вечную правду — на эшафоте или любым другим способом». Своим судьям он сказал: «Я полагаю, этот суд признает истинность Закона Божьего… Библия учит меня, что я не должен делать людям того, чего я не хочу, чтобы люди делали мне. Я вынужден подчиняться этому правилу… Теперь, если нужно заплатить моей жизнью за то, чтобы скорей воцарилась справедливость, если нужно смешать мою кровь с кровью моих детей и миллионов других в этой стране, чьи права так несправедливо и жестоко попираются