И хотя вопрос был решен, в момент отъезда Люция почувствовала угрызение совести и чуть было не отказалась от бала. Не поступила так, возможно, лишь потому, что профессор, казалось, не переживал оттого, что предстоящий вечер ему придется провести в одиночестве. (Емел отправился в корчму и не обещал вернуться быстро.) Наоборот, казалось, что он даже доволен тем, что у него будет время для себя. Весело шутя, он проводил их до брички.

Однако из одиночества ничего не вышло. Сразу же после отъезда Люции и Кольского пришел Прокоп. Как обычно, молча поздоровался и вошел за Вильчуром. Когда они уже сели в его комнате, Прокоп спросил:

— И что там на белом свете слышно?

— Как всегда, — кивнул головой Вильчур. — Грызутся люди за кусок хлеба, как голодные псы за кость, загнанные, одурманенные своими делами. Ничего нового на белом свете.

— Однако же долго тебя не было, — заметил Прокоп. — А это нехорошо.

— Почему нехорошо? — Вильчур внимательно взглянул на него.

— Потому что, видишь ли, по моему мнению, это так: если у кого-то что-нибудь есть, то лучше всегда присматривать. Избу одну оставишь, дверь на замок не закроешь, так обкрадут тебя. Местные, известно, не тронут, но мало ли разных бродяг по земле волочится? Не успеешь оглянуться, как все вынесут. Вильчур покачал головой.

— Мудрено говоришь, Прокоп, так мудрено, что и понять не могу. Я вот приехал, и все у меня на месте. Скажи прямо, что у тебя в голове.

— А, что тут говорить, — буркнул мельник и внимательно занялся скручиванием папиросы.

— Я застал здесь все на месте, — продолжал Вильчур. — Все так, как должно быть. Ни с кем ничего не случилось, больные досмотрены.

— И не только больные…

— Что это значит?

Прокоп нахмурил брови и свободной рукой несколько раз провел по своей седой бороде.

— А я тебе вот что скажу: ты этого молодого докторишку гони в шею, не нужен он здесь. Посидел три недели, а то и больше и довольно. Пусть едет к черту. Покрутился тут и хватит. Я думал, что, как вернешься, сразу его прогонишь, но ты слишком мягкий человек. Еще верхом тут будет ездить и всякое такое… Пусть едет туда, откуда приехал. Не было его тут и хорошо было. Ты его по шее и вон! Вот что!

Старик даже запыхался от возбуждения, а когда закончил, то еще что-то ворчал себе под нос несколько минут.

Вильчур притворно удивился.

— Ушам своим не верю. Доктора Кольского я знаю давно. Это очень хороший доктор и милый человек. Я ни в чем не могу его упрекнуть. Неужели за время моего отсутствия что-нибудь плохое совершил?

Прокоп пожал плечами.

— Плохое не плохое. Но ты бы сделал лучше, если бы не оставлял его здесь.

— Люди, которых он лечил, совсем на него не жаловались…

Прокоп махнул рукой.

— Лечение лечением, а только он на здоровых смотрит больше, чем на больных. Я думал, что ты сам это увидишь и положишь этому конец, а ты их еще на какие-то вечеринки вместе посылаешь.

Вильчур заставил себя рассмеяться и похлопал Прокопа по плечу.

— А что же мне делать, старый друг? Они молоды, оба молодые, пусть натанцуются. Для нас с тобой беседа и теплая печь, а для них — гулянье. Вот и все в порядке.

Прокоп покрутил головой.

— Странные вещи говоришь. Я бы своей женщине, а особенно если бы она была молодой, не позволил бы этого.

— Своей?.. — Вильчур махнул рукой. — Друг мой, а может ли быть своя женщина? Своей может быть изба, куртка, корова, но женщина?.. Ведь она тоже думает и чувствует так же, как и я, имеет те же права, что и я. Держать ее насильно? Так это же тюрьма. И какой же в том смысл, что она, вопреки своему сердцу, сидит с тобой, а думает только о том, как бы вырваться, и к тому же проклинает свою судьбу?

— Есть такое Божье право, — сурово сказал Прокоп.

— Эх, приятель, вот если бы этого права придерживались, то следовало бы хорошо подумать, прежде чем женщина свяжется с тобой по этому праву. Этот закон будет иметь силу лишь в том случае, когда подтвердит решение двух сердец.

Прокоп задумался и сказал:

— А я думал, что вы уже решили.

— Слава Богу, не было еще решения, — с грустью ответил Вильчур и перевел разговор на другую тему, давая тем самым понять Прокопу, что обсуждать затронутую тему больше не хочет.

Тем временем в гостеприимном доме семейства Павлицких сердечно и радушно встречали гостей. Люция не ошиблась: пан Юрковский действительно был поражен, что она приехала не с Вильчуром. Он внимательно присматривался к Кольскому, особенно в то время, когда Люция танцевала с ним. Сам пан Юрковский демонстративно не танцевал, зато часто навещал буфет, а затем вновь возвращался в гостиную и подпирал дверной косяк.

Чаще всего Люция танцевала с Кольским. Он был прекрасным партнером, а кроме того, в тот день еще более милым, чем обычно. Он совершенно избавился от своей задумчивости, был весел, доволен, более того — оставлял впечатление человека, который с трудом скрывает какую-то удивительно радостную тайну. Люция чувствовала себя превосходно. Ее не смутила даже случайно услышанная фраза какого-то пожилого человека, который, указывая своей знакомой даме на Люцию и Кольского, сказал, подумав, довольно громко:

— Посмотри, какая пара, как они подходят друг другу.

Вскоре после ужина пан Юрковский пригласил Люцию танцевать. У нее, разумеется, не было повода, чтобы отказать ему. Оказалось, однако, что поступила она необдуманно. Он уже прилично выпил, так как сразу же, не успев сделать и одного круга, с откровенным умыслом спросил:

— Ну, и как же там профессор Вильчур? Вы оставили его дома?

— Профессор чувствовал себя уставшим, — ответила она. — Он не любит шумных развлечений.

— Однако нашел для этих развлечений подходящего для себя заместителя…

Люция молча пропустила это замечание.

— И заместитель не чувствует себя, по крайней мере, озабоченным своей миссией. Профессор, может быть, не был бы этим доволен, как вы думаете?

В его голосе прозвучала откровенная ирония. Люция слегка пожала плечами и, желая сменить тему, сказала:

— Доктор Кольский — ученик и друг профессора. А почему вы не танцуете?

— О, я не танцую потому, что передо мной такое зрелище, которого я еще в жизни не видел. Я должен присматриваться, чтобы на будущее знать…

— Что знать? — удивилась Люция.

— Да знать, как выглядит влюбленная женщина. Вы же не сводите глаз с этого Кольского, а он смотрит на вас как кот на сало. Черт возьми! Глаз оторвать друг от друга не могут! И что же вы мне говорили о профессоре, когда вы влюблены в этого докторишку?

Люция чувствовала, что бледнеет. Слова Юрковского были настолько неожиданными и настолько поразили ее, что она даже не подумала о том, как далеко преступает Юрковский нормы приличия, вмешиваясь в ее личные дела.