— Потому что ты зашел слишком далеко. Если у тебя были подозрения по поводу канцлера, ты должен был прийти ко мне, обратиться к императору или кронпринцу. Ты должен был сделать хоть что-нибудь! Но не сделал ничего только потому, что Тренк все еще тебе нужен, чтобы избавиться от Котовского. Ну и каково тебе быть союзником человека, по вине которого убит твой племянник? Из-за которого ты чуть не потерял жену?

Мартин непроизвольно дернул головой, будто ему влепили оплеуху, но промолчал.

— И все же — когда ты решил предать канцлера? Когда выяснил, что он связан с Адорно и «белыми ястребами», или еще раньше? Тренк ведь не думает делиться властью, к которой ты так рвешься. Наверное, тебе уже давно надоело быть его верным псом. А тут и повод избавиться от него, не замарав руки.

— Мои близкие не повод, — процедил Шефнер и с трудом, но все же взял себя в руки. — Значит, ты тоже увидел связь. И должен понимать, почему я так осторожен.

— Я не хочу понимать! Если бы моя жена пострадала из-за какой-то мрази, я не стал бы продолжать подвергать ее опасности, а избавился от угрозы! — взорвался Рихтер. — Котовский все еще глупо считает, что ты можешь стать союзником. Но единственные интересы, которые ты готов отстаивать, — только свои. Любой ценой. Черт возьми, ты недостоин — ни этой страны, ни любви Софи.

— Полагаю, ты злишься не из-за моих политических взглядов, а больше из-за Софии.

Мартин небрежно пожал плечами, хотя алхимик чувствовал едва сдерживаемую силу менталиста. От нее уже начинала болеть голова, напоминая о том, что он все-таки уязвим перед ментальной магией.

— Это только для тебя твоя жена ненужная помеха в интригах. Для меня она… — Рихтер запнулся, не договорив.

— Так кто для тебя моя жена? — с обманчивым дружелюбием спросил Шефнер.

— Как давно ты знаешь правду о ритуале?

— Про то, что вы практически связаны магическим браком? Достаточно давно, чтобы придумать тысячу способов убить тебя и все же решить пожалеть запутавшегося дурака.

Рихтер ощерился.

— Жалость, да? Сложно поверить. Скорее всего, ты даже из нашей с ней связи пытаешься получить выгоду. Но знаешь, мне надоели эти игры. Я просто расскажу все Софи. Про ритуал и про тебя.

— Это ничего не изменит, — почти снисходительно ответил Мартин. — Ты только разрушишь отношения с тем единственным человеком, который не только терпит твои причуды, но и искренне к тебе привязан. Думаю, так будет продолжаться лишь до того момента, как ты проявишь себя во всей красе, друг мой.

Вывернется, понял Рихтер, этот змей просто вывернется, и он сам останется виноватым. Глубоко вздохнул, выдохнул и криво улыбнулся.

— И чего я ожидал от встречи с тобой? Ты неисправим.

— Если это все, что ты хотел сказать, то я, пожалуй, пойду. Дела, знаешь ли…

— Подожди. Расскажи про Фоскарини. Что в Брейге делает дочь дожа Лермии?

— А, точно… Крайз говорил, что ты влез в это дело, — без особого энтузиазма ответил Мартин. — У Фоскарини в связи с его нынешней активностью, противоречащей интересам Церкви, много противников. Я просто оказываю ему услугу, присматривая за его дочерью.

— И играешь против Церкви?

— Я не религиозен.

— Твоему ребенку расти в том мире, что ты создаешь своими руками. Не ошибись, — предупредил Рихтер, с тоской понимая, что Шефнер просто не захочет его услышать. Слишком большие ставки были на кону, чтобы глава СБ смог удержаться от игры.

Лермийские святоши считали Грейдор страной еретиков и в случае наступления войны наверняка поддержали бы Алерт. А воевать на два фронта Грейдор не в силах. И при самом плохом исходе, прояви империя слабость, ее растерзают с трех сторон — Роан обязательно вмешается, когда встанет вопрос о дележе территорий. Возможно, именно поэтому Шефнер так не доверял Котовскому. Но если влиятельнейшему дожу Лермии, выступающему за торговые соглашения с Грейдором, удастся усилить свои позиции, то ситуация в корне изменится, и уже Алерт окажется зажатым в тиски двух стран.

Рихтер мог бы даже посочувствовать главе СБ, вынужденному учитывать множество политических факторов, если бы тот при этом не рисковал нынешним миром в стране ради великого будущего.

— Насчет лермийки мне непонятно одно, — сказал алхимик, спрыгивая с перил моста, на которых он так удобно восседал. — Ладно, другие не разглядели в унылом преподавателе права красивую женщину. Ментальная магия и не такое может. Но как София не поняла, что перед ней не мужчина? При ее-то устойчивости к иллюзиям и защитным ментальным артефактам?

Мартин усмехнулся.

— София просто не очень внимательна. К людям, по крайней мере.

Рихтеру оставалось только согласиться. Адорно, Танас Шварц… Софи верила тем, кто был к ней добр и участлив. Жаль, что чародейке не всегда отвечали тем же.

София Шефнер

«Отдохни вдали от шумной столицы», — говорили они. «В провинции безопасно», — твердили они.

«Они», среди которых был и мой любимейший супруг, ошибались. Потому что неприятности последовали за мной и в Торнем. И в этот раз я никаким образом этому не способствовала.

Первым плохим предзнаменованием стали… усы. Солнечным и необычайно теплым апрельским утром я открыла столичную газету и на первой же полосе увидела фотографию своего мужа. В элегантном стильном пальто, с изящной тростью и… усами. Довольно аккуратными и ухоженными, но старящими его лет на десять.

Это настолько поразило и огорчило меня, что я тут же пошла искать Эзру, чтобы продемонстрировать ей данное безобразие.

— Нет, вы это видели? О чем он вообще думает, этот ужасный мужчина?

— В чем дело? — встрепенулась фрау Орвуд, выпрямившись в кресле-качалке, стоявшем на веранде.

— Вот в этом ужасе под носом главы СБ. Скажете, что не видели?

— Ах, ты про это. Дорогая моя, усы не худшее, что могут сотворить с собой мужчины. Мой муж по молодости решил отрастить себе бороду длиной по грудь, по старороанской традиции. Кололась, помнится, жутко.

— И что вы ему сказали?

— Что или он избавляется от бороды, или его жена избавляется от него.

Сурово! Но готова поспорить, что стоит мне заявить подобное Мартину, и он ласково предложит мне иную альтернативу: или я избавляюсь от подобных мыслей, или он избавляет меня от них. Мартина шантажировать подобным образом, угрожая разрывом даже в шутку, было не просто бесполезно, но и опасно.

Впрочем, у меня были свои не менее эффективные рычаги воздействия.

— Мужчины вкладывают в отращивание растительности на лице такой же сакральный смысл, что и женщины, когда меняют прически, — между тем заметила Эзра.

Я удивленно на нее посмотрела, пытаясь уловить мысль.

— Это желание перемен, — тоном эксперта заявила телохранительница, — и знак того, что мужчина готовится отринуть все, что его раньше сковывало и сдерживало.