Под оглушительный грохот и звук бьющегося стекла я просто шагнула вниз.

Даармарх, Огненные земли

Теарин — Танни

В столовой повисла тишина. Так случалось всегда, когда появлялась я: потом остальные девушки возвращались к разговорам, но самый первый момент, когда я переступала порог, неизменно был отмечен тишиной. О моем происхождении (не о том, что я Теарин Ильеррская, небеса упаси), о том, что я чистокровная иртханесса, награжденная пожизненной таэрран, все знали уже на второй день. Постаралась нэри Ронхэн, по собственному желанию или с подачи Хеллирии, я не знала, но меня это волновало мало. Так же, как косые взгляды наложниц и вот это молчание.

Его провоцировала Ибри.

Не считая Мэррис, она была в гареме старшей (неудивительно, потому что именно ее Даармархский посещал чаще всего), и она же считала себя вправе диктовать остальным, что им делать. Надо отдать ей должное, Ибри никогда не перечила Мэррис: возможно, именно поэтому та смотрела сквозь пальцы на ее негласное старшинство. Обо всем этом мне рассказала служанка, с которой у нас завязались достаточно теплые отношения.

Аннэри, одна из тех, что помогали мне каждый день, появилась во дворце недавно. Родители отдали ее в услужение, а если быть точной — продали. За долги. Мэррис, выбиравшая девушек в прислугу, выкупила ее потому, что та напомнила ей погибшую дочь.

Что касается меня, мне Аннэри (шустрая и проворная улыбчивая девочка двенадцати лет) напоминала о Сарре.

О нем со дня нашей встречи я не знала ровным счетом ничего: Мэррис отказалась мне в этом помочь, чем раз и навсегда провела между нами границу ровных, спокойных и холодных отношений. Вести из казарм сюда не доходили, и неудивительно. Странно было бы, если бы наложницы интересовались хаальварнами, учитывая, что за измену Даармархскому полагалась порка огненными плетьми на глазах у остальных.

Что же касается Даармархского, он больше не приходил.

Вообще.

Ни ко мне, ни к кому бы то ни было еще, об этом тоже рассказала Аннэри (служанки шептались об этом каждый день).

— Явилась, — ядовито прошептала Ибри, стоило мне опуститься за стол.

Над которым тут же понеслись негромкие голоса. Девушки, одетые в легкие утренние наряды, перешептывались, просили передать друг другу то или иное блюдо, шутили и смеялись, но между ними и мной словно была стена. Они напоминали пестрых бабочек, рассевшихся каждая на своем цветке. Кто бы сомневался, что для меня Даармархский определит огненно-красный, такой, что глазам становилось больно, если долго смотреть. Как, в общем-то, и на пламя.

А бабочки и пламя, как известно, уживаются плохо.

Я сделала вид, что увлечена едой, которую служанка тут же положила мне на тарелку. Спросила, не налить ли холодной воды, но я покачала головой. Попытки подружиться или пообщаться с кем-либо из наложниц Ибри пресекла сразу же. От нее за общение со мной могло здорово влететь, поэтому к общению я не стремилась. Коротала дни, гуляя по Верхнему парку: единственное место, куда наложницам дозволялось выходить, читала или танцевала, когда никто не видит. До изнеможения, до полного упадка сил, когда не остается мыслей думать о том, как там Сарр.

Пусть разумом я понимала, что с ним все в порядке, но сердце все равно было не на месте. Он взрослый, самостоятельный, он мужчина. Через полтора года сыновья правителей уже начинают принимать решения вместе с отцом, а дети знатных вельмож становятся хаальварнами, самостоятельными воинами, которые в случае военных действий выступают наравне со взрослыми, он все равно оставался для меня младшим братом. Тем, о ком я поклялась заботиться, несмотря ни на что. Тем, из-за кого каждый вечер старательно гнала мысли о том, что мне нужно забыть про гордость и увидеться с Даармархским.

Вот уже вторую неделю после той злосчастной ночи.

— Смотри-ка, она делает вид, что нас нет, — услышала голос Ибри.

Я предпочла снова пропустить ее выпад мимо ушей.

Стол располагался в центре роскошного зала, полы которого были выложены узорчатой мраморной плиткой с рдяными прожилками. Стены, возносящиеся ввысь, украшены расписной лепниной и позолотой, огромные арочные окна выходили на океан. В этом крыле все окна выходили либо в парк, либо на океан. На воду я и любовалась, глядя, как взошедшее несколько часов назад солнце набирает силу. Впрочем, гораздо красивее океан был на рассвете, над водой плотной вуалью парила дымка, напоминающая густой туман, а после раскаленный добела шар раскрашивал небо в огненные цвета.

— Эй, ты! — Грубый окрик снова не возымел никакого действия, поэтому сидевшая рядом девушка резко толкнула меня локтем.

А вот это мне уже совсем не понравилось: вскинув голову, я наградила ее таким взглядом, что та непроизвольно вжалась в спинку мягкого стула, с которой свисали пушистые кисточки.

— Не бойся, Риффа, — насмешливо произнесла Ибри. — Она ведь у нас иртханесса… лишенная силы. Тебе ничего не грозит.

— Что тебе от меня нужно? — спросила я, спокойно глядя на нее.

Смазливое лицо исказилось от ненависти.

— Что нужно? — прошипела она. — Нужно, чтобы ты сказала, что произошло между вами в ту ночь! Почему он не приходит ни к одной из нас.

Она сказала «ни к одной из нас», но в этом явственно читалось «ко мне».

— Считаешь, в этом виновата я?

— Разумеется, — процедила та. Пальцы ее сжались на приборах с такой силой, что побелели. — До твоего появления местр не пропускал ни одной ночи… А после того как ты раздвинула перед ним ноги, мы теряем последние дни рядом с ним! Из-за тебя, никчемная ты…

— Ни одной ночи, говоришь? — приподняла брови. — Выходит, не такая уж никчемная.

Кто-то из девушек ахнул, Ибри побелела так, что даже ее волосы цвета древесной коры потемнели.

— Ты пожалеешь о том, что сейчас сказала! — процедила она.

Уже жалела. Можно подумать, ее ядовитые слова стоили того, чтобы так срываться, но сказалось напряжение последних дней. Невозможность узнать о Сарре. Косые взгляды и демонстративные повороты спиной, «случайно» брошенный в шею шарф, который тут же задымился, стоило ему соприкоснуться с таэрран. Я едва успела отшвырнуть тряпку в сторону: мгновенно, именно благодаря этому на шее не загорелся ожог.

— Ой, я бросила его Риффе, — сказала Ибри в тот вечер, невинно хлопая глазами, и тут же выпорхнула из зала.

Глубоко вздохнула и вернулась к еде.

— Считаешь себя выше нас? — не унималась она. — Думаешь, родилась с огненной кровью и тебе все позволено?! Но сейчас ты никто. Ты даже хуже нас, потому что тебя притащили сюда как рабыню.

Я вскинула голову, но Ибри продолжала исходить ядом:

— Ха! Думала, я об этом не знаю? Да об этом знают все. Знают, что твой братец в казармах… моет полы и чистит виарий навоз. Все это знают, кроме тебя…