Талли очень надеялась, что усталость возьмет свое и она быстро заснет, но этого не случилось. Тянулись часы, а она по-прежнему лежала без сна, думая об отце и обо всем, что произошло за день. Кроме того, ей еще предстояло сообщить страшную новость Макс. К счастью, с этим можно было подождать до вечера воскресенья, когда дочь вернется из своего похода: Талли просто боялась ей звонить, зная, какое горе причинит Макс известие о смерти Сэма, которого она обожала.

Поздним утром Талли разбудил звонок Джима. Он спросил, как она себя чувствует, и она ответила, что все более или менее в порядке, и еще раз поблагодарила за присланный ужин.

— Не стоит благодарности, — сказал Джим. — Скажи, может быть, я могу еще чем-нибудь помочь?

— Не знаю, я, наверное, справлюсь сама, но все равно спасибо. Ты просто ангел!

— Не ангел, а агент, — рассмеялся Джим. — У нас в ФБР это так называется. Ладно, если понадобится моя помощь, сразу позвони, не стесняйся. И не забудь пообедать!

Пообедать Талли не забыла, благо китайской еды оставалось еще достаточно. Сразу после этого она поехала в дом отца, чтобы отыскать там подходящий костюм, туфли, рубашку и галстук. Что касалось фотографии, то Талли уже примерно знала, что ей нужно. Она хотела найти снимки, где Сэму было бы лет пятьдесят или около того. Именно таким Талли его всегда представляла, но, когда нужные снимки отыскались, она поразилась, до чего велико было сходство между ней нынешней и отцом, когда тот был на три десятка лет моложе. В одном из шкафов она обнаружила картонную коробку с фотографиями матери и решила, что тоже заберет их с собой.

Из отцовского дома Талли поехала в похоронное бюро и, отдав служащим костюм, фотографию и некролог, вернулась к себе. Не успела она шагнуть через порог, как ей позвонила Макс.

— Привет, мам! — услышала Талли жизнерадостный голос дочери.

Макс была очень довольна походом; они с друзьями прекрасно провели время, отдохнули и увидели много интересного, о чем она и поспешила сообщить. Оказывается, их группа ездила в Нью-Гэмпшир и сплавлялась по реке на плотах.

Талли слушала Макс не перебивая.

— А как твои дела, ма? Как прошли выходные? — спросила наконец дочь.

— Не очень хорошо, — вздохнула Талли и, ощупью найдя стул, опустилась на него. Она очень боялась того, что́ ей придется сообщить Макс. — По правде говоря, у меня плохие новости… Дедушка умер вчера… — Талли не выдержала и заплакала. — Он умер во сне и совсем не мучился. Просто заснул и не проснулся.

В трубке было слышно, как рыдает Макс, страшное известие причинило ей сильную боль. Наконец она спросила:

— Ты… ты была с ним?

— Да. Я… я все время держала его за руку, — объяснила Талли, судорожно всхлипывая. — Папа сказал, что любит меня, и уснул. Мы сидели в саду, в шезлонгах… Я тоже задремала, а когда проснулась, он… его… Знаешь, в последние дни он был очень слаб, но я даже не думала…

— Ах, мама, мне так жалко дедушку! Вот бы он пожил еще немного… А теперь… ведь я даже не успела с ним попрощаться! Ладно, завтра я прилечу.

Талли машинально бросила взгляд на часы и прикинула, сколько времени может быть сейчас в Нью-Йорке. Пожалуй, на самолет Макс уже не успевала — даже на самый поздний рейс.

— Я вылечу первым же рейсом завтра, — сказала Макс, и Талли обещала заказать ей билет.

— Похороны состоятся во вторник, — добавила она.

— Бедный дедушка!.. И бедная ты… — Макс очень жалела, что не может обнять мать и хоть немного ее утешить. Талли прошла через многое, и присутствие рядом родного человека могло бы облегчить ее страдания.

— Я могу чем-нибудь помочь, ма? Я имею в виду — с похоронами?

— Нет, дорогая, я уже обо всем позаботилась. Это оказалось проще, чем я думала, — в похоронном агентстве, куда я обратилась, все очень хорошо организовано.

Некролог должен был появиться в газетах уже завтра, прощание для друзей и бывших коллег было назначено на вторую половину дня. Что касалось самих похорон, то Талли распорядилась сделать их закрытыми для посторонних. Ей не хотелось, чтобы, кроме нее и Макс, возле могилы толпились зеваки. К сожалению, она слишком поздно сообразила, что после прощания и похорон она, по традиции, должна принять коллег и друзей отца в своем доме. Так было принято, и Талли не имела ничего против — она уже решила, что объявит об этом в церкви. Другое дело, что завтра с утра ей придется обзванивать фирмы, принимающие заказы на ресторанное обслуживание на дому, но она была уверена, что никаких трудностей с этим не возникнет. Главное, что она вспомнила об этом вовремя, когда еще можно было что-то сделать.

Они с Макс поговорили еще немного. Талли рассчитывала, что дочь прибудет в Лос-Анджелес около одиннадцати утра: полеты с востока на запад давали некоторый выигрыш во времени, а значит, уже завтра они будут вместе. При мысли об этом у нее сразу стало теплее на душе — оставаться одной и постоянно думать о случившемся несчастье было слишком мучительно. Скорому приезду дочери Талли была рада даже больше, чем вчерашнему визиту Джима, хотя ей и было ясно, что без него она вряд ли сумела бы сделать все как надо.

Вечером Джим позвонил ей снова.

— Ты сказала Макс?.. — сразу спросил он. Джим думал об этом чуть не весь день и переживал за Талли и за ее дочь, которую, впрочем, видел только однажды, да и то мельком.

— Сказала, — печально откликнулась Талли.

— Ну и как она?..

— Ничего. Более или менее, хотя, конечно, ей было больно об этом услышать. Макс очень любила папу… — Талли вздохнула. — Я хотела еще раз тебя поблагодарить. Без тебя я бы не справилась.

— Справилась бы, — уверенно ответил он. — Просто со мной тебе было немного легче, так что… Звони, если тебе что-то понадобится, я постараюсь помочь. Завтра я, кстати, весь день буду на службе, а это совсем рядом с тобой. Думаю, я смогу подъехать очень быстро.

— Хорошо, я позвоню, — с признательностью сказала Талли.

Несмотря на то что она твердо решила быть крайне осмотрительной в выборе друзей, у нее не было ощущения, будто Джим пытается воспользоваться ситуацией и втереться к ней в доверие. Талли нисколько не сомневалась, что он был хорошим человеком — внимательным, отзывчивым и добрым, который вел себя как самый настоящий друг.

Макс приехала на следующий день около полудня. Они с Талли обнялись и долго плакали. Никто из них не мог представить, как они будут жить дальше без Сэма — без любящего деда и мудрого отца. У Талли даже появилось чувство, будто они с Макс потерпели кораблекрушение и были выброшены на необитаемый остров и теперь вынуждены подбирать обломки и крепко держаться друг друга, чтобы просто выжить. Единственное, на что Талли надеялась, это на то, что в ее жизни в конце концов наступит светлая полоса — и они с Макс окажутся в надежной, тихой гавани, чтобы попытаться спокойно залечить полученные раны. К Макс это, правда, относилось в несколько меньшей степени, зато сама Талли чувствовала себя моряком, которого слишком долго трепали свирепые ураганы и бури, и теперь ее сердце тосковало по клочку твердой земли, на который она могла бы встать обеими ногами, не боясь, что зыбкая почва вновь уйдет из-под ног. Ее трудное плавание продолжалось уже почти год, но, по крайней мере, скорбь, которую она сейчас испытывала, была иного рода — чистой и искренней. Ее никто не предал, не обокрал, ей никто не изменял и не лгал; она просто потеряла человека, которого на протяжении многих лет любила всей душой и всем сердцем.