— А где сейчас эти бирки? У кого сейчас бирка с надписью «U-853»?

— Кажется, эту бирку поднял Билли Палмер.

— Огромное спасибо, — поблагодарил его Колер.

Билли Палмер был суровым, вечно жующим сигары капитаном лет пятидесяти, владельцем небольшого судна ныряльщиков «Тандерфиш», которое стояло на причале недалеко от Блок-Айленда. Он также был первоклассным исследователем кораблекрушений. Чаттертон и Колер время от времени встречали его на «Бостонском пиратском шоу» — у них там были общие друзья. Колер нашел домашний телефон Палмера в Коннектикуте и позвонил.

— Ты хранишь еще эти бирки с «U-853»? — спросил Колер.

— У меня этих бирок ведрами, — сообщил Палмер.

— Ведрами?

— Да, ведрами.

— А ты не помнишь, где ты нашел одну — с надписью «U-853»?

— Столько времени прошло, Ричи. У меня память уже не та.

Колер спросил, могут ли они с Чаттертоном подъехать к нему. Палмер сказал, что будет счастлив повидаться с ними.

День спустя ныряльщики уже стучались в дверь к Палмеру. Когда он открыл дверь, у него на шее, на цепочке, висел настоящий Железный Крест, один из трофеев, которые он поднял с «U-853». Чаттертон и Колер обменялись взглядами, будто спрашивая друг друга: «Он что, серьезно носит этот Железный Крест?» Но промолчали. Палмер устроил им экскурсию по дому, большая часть которого была заполнена трофеями с затонувших судов. Палмер не спешил. Наконец он провел их в подвал. Там, одетая в немецкую морскую форму, стояла женская фигура-манекен, которую Палмер назвал Евой. Он угостил их пивом.

— Так вас интересуют бирки? — спросил Палмер.

— Да, очень, — ответил Чаттертон.

Палмер поднял стекло с витрины. Внутри было не меньше пятидесяти пластиковых бирок, на одной из которых было отштамповано «U-853». Ныряльщики не могли произнести ни слова.

— Ты можешь сказать, в каком месте затонувшей лодки ты нашел эту? — спросил Колер.

Палмер отвернулся от ныряльщиков и обратился к манекену.

— Ева, — произнес он тихо, — держи курс ноль-два-ноль.

Ныряльщики посмотрели на Палмера. Они не могли понять, серьезно ли он обращался к Еве. Палмер мягко улыбнулся и снова заговорил.

— Она была на деревянном ящике для запчастей, чуть больше коробки из-под обуви, — сказал Палмер.

— В каком отсеке?

— В электродвигательном.

Ныряльщики чуть не повскакивали со стульев.

— Ящики с запчастями должны иметь маркировку с номером субмарины, — объяснял Палмер. — Таким образом, если какие-то части изнашивались во время похода, они могли отправить ящик на склад, чтобы его там пополнили и при этом знали, на какую субмарину его надо вернуть.

Чаттертон и Колер окаменели. Из всех мест на «U-Who» электродвигательный отсек был единственным необследованным местом и единственным, где они и не помышляли найти опознавательные бирки. Теперь для них, как никогда, стало совершенно обязательным убрать массивную стальную спасательную шахту, которая преграждала доступ к части дизельного отсека и в соседний, электродвигательный, отсек. Они поднялись и поблагодарили Палмера.

— Это все, что вы хотели, парни?

На прощание они сказали Палмеру, что он им здорово помог. Они снова посмотрели на Еву и заверили, что им было по-настоящему интересно.

Ныряльщики зафрахтовали рейс к «U-Who» на 1 июня 1997 года. Чаттертон купил трехтонный таль и алюминиевую опорную балку. Впервые за почти четыре года они спускались к «U-Who», имея план. Когда «Искатель» приближался к месту погружения, Чаттертон и Колер вымеривали шагами ют судна.

— Не могу дождаться, — твердил Чаттертон.

— Мы вернулись, — вторил ему Колер.

План будет осуществлен в два этапа. Во время первого погружения Колер снимет точные размеры спасательной шахты. Они с Чаттертоном проанализируют эти данные в перерыве между погружениями, затем спустят таль к шахте и вытащат ее во время второго погружения. Если все пройдет хорошо, у них будет свободный проход к обоим двигательным отсекам и, как они надеялись, к ящикам с запчастями, на которых есть опознавательные бирки.

Погода и течение решили на этот раз не мешать ныряльщикам. Чаттертон соскользнул вниз по якорному канату и закрепил якорь за останки субмарины. За ним последовал Колер, проплыв внутрь сквозь зияющую дыру в районе центрального поста, после чего направился к корме. Попав в дизельный отсек, он оказался лицом к лицу со спасательной шахтой — массивной стальной трубой, которая свалилась под углом тридцать градусов между двумя огромными дизельными двигателями, установленными по обеим сторонам отсека. Куски проволоки торчали повсюду из внешней стены шахты, и некоторые были достаточно длинны, чтобы лишить жизни ныряльщика, который подойдет слишком близко. Колер медленно подплыл к трубе. Хотя он должен был только измерить препятствие, он потянулся за монтировкой, пристегнутой к баллону. Когда Колер был мальчишкой, отец говорил ему: «Дай мне хороший рычаг, и я переверну мир». Этот урок внезапно всплыл в его памяти. Колер просунул монтировку между шахтой и двигателем, возможно, огромная стальная труба все же сдвинется. Он осмотрелся, чтобы знать, куда отпрыгивать, если шахта начет падать, и нажал. Шахта закачалась и застонала, вздымая грибовидные клубы ила к потолку отсека, протягивая проволоку, как гремучую змею, прямо к его маске. Колер замер и успокоил дыхание. Он должен был только измерить препятствие, но теперь он был полон новых идей. Он может убрать шахту в сторону. Конечно, это может стоить ему жизни: имелись десятки вариантов его гибели за этим занятием. Но он слишком долго было далеко от самого себя, и у него был долг перед погибшими подводниками.

Он снова нажал на монтировку — шахта в ответ закачалась. Видимость составляла теперь меньше фута, но он мог поднять эту штуковину. Колер оглянулся, высматривая путь отступления, но это уже едва имело значение. Если шахта свалится на него, она его или зажмет, или задушит, или продавит его вниз сквозь прогнивший пол, и Чаттертон, который работал сейчас в носовом отсеке подлодки, чтобы не мешать Колеру, так и не услышит его крик.

Колер взялся одной рукой за край шахты, другой за блок двигателя, чтобы получился хороший рычаг. Он расставил ноги, как борец сумо, и уперся ими в стальные балки, на которых лежали двигатели, молясь, чтобы не поскользнуться и не провалиться сквозь дырявый пол отсека. Затем он напряг все мышцы, какими когда-либо пользовался: руки, живот и шею (он впервые полностью нагружал их восьмилетним мальчиком, когда втаскивал багром сорокафунтовых полосатых тунцов в рыбацкую лодку отца). Он приподнял шахту на шесть дюймов от пола. Металлическая труба скрежетала, царапая стальные блоки двигателей, на которых она покоилась вот уже полвека.

«Только назад не падай, — просил Колер шахту, не хорони меня здесь».

Он удвоил усилия. Шахта поднималась все выше от пола, и какой-то миг Колер удерживал ее навесу, словно дровосек в лесной чаще, который подпирает подпиленный ствол дерева. Пол скрипел. Руки горели. Он сделал шаг назад. Теперь, имея возможность направить ее в сторону от прохода между двигателями, он отпустил шахту, позволив ей рухнуть вниз. Когда она еще падала, Колер оттолкнул трубу. Она упала на пол, рухнув с левой стороны, подняв тучи темно-коричневого маслянистого ила, и грохот от ее падения эхом отразился от стальных бортов субмарины. Колер задержал дыхание и посмотрел вниз. Его не зажало. Он не умер. Он ничего не видел, но знал, что совершил самый большой и самый важный поступок за всю свою жизнь — сдвинул то, что невозможно было сдвинуть. Препятствие к проходу в электродвигательный отсек было устранено.