во время шторма в нашу шлюпку не успеешь даже сесть, её раньше разобьет о борт. Это было очевидно, но инструкции требовали отработать безопасную посадку в нее людей. Увидев, как спускаются матросы, капитан-наставник предложил этим и ограничиться.

Поднимали шлюпку больше часа, набив кровавые мозоли. Хорошо, что рядом не было других судов и никто не видел нашего позора. Старший механик с боцманом поклялись при всех, что в следующий раз потратят вдвоем на спуск шлюпки не больше пяти минут, а поднимут с помощью еще двоих — за десять. Обещание свое они выполнят, правда, со значительной корректировкой времени в сторону увеличения.

Действия на тренировках по ВМП, военно-морской подготовке, были успешней, на них неожиданно проявил большую сноровку первый помощник, авторитет которого вырос на глазах. На все затратили четыре часа при планированных двух, ветерок крепчал, и нужно было спешить. По прогнозу за время перехода ожидался шторм с ветрами северо-западного направления, и была возможность добежать до Таллина к вечеру в пятницу, дав возможность команде отдохнуть до инспекторского смотра двое суток. Стармех обещал "крутить" своего "Макара" (двигатель фирмы МАК) во всю ради такого случая.

Туман опустился перед самым входом в пролив Зунд. Радар, настроенный во время стоянки радистом, работал на удивление хорошо, обнаруживая суда на расстоянии шести-восьми миль. Плавучий маяк Лапигрунд прошли в двух кабельтовых, но огня не обнаружили. Наставник настаивал на ожидании улучшения видимости на рейде Копенгагена, и отговорить его не удавалось. К огорчению всего экипажа, отдав правый якорь, устроились среди стоящих на якорях, пополнив ряды "нерешительных". Честно говоря, я просто схитрил, видя, сколько нервной энергии потратил наставник для уговоров — угостил его любимым виски и уговорил пойти отдохнуть. Меньше чем через час, стараясь не особенно шуметь, снялись и продолжили рейс, пройдя самый узкий участок Дрогденского фарватера малым ходом.

Проснулся наставник только утром и устроил мне разнос, чисто для профилактики. Мои заверения в том, что я воспользовался временным улучшением видимости его удовлетворили, хотя по лицу было видно, что в это он не поверил. У острова Борнхольм видимость улучшилась, но высота волны увеличилась, бочки на палубе стали "дышать" в такт набегающей на них волне, пришлось изменить курс, прижимаясь к шведскому берегу.

Моряки постарше помнят, что в те годы между Швецией и СССР существовал очень серьезный "шпионский конфликт". Шведские власти обвиняли ВМФ СССР в постоянном заходе в территориальные воды своей страны советских подводных лодок, изводя бесчисленными нотами МИД и жестоко карая торговые суда, оказавшиеся в непосредственной близости от берегов. Оставалась надежда, что при отсутствии видимости удастся избежать неприятных встреч. Для гарантии дал нашему агенту в Стокгольме радиограмму о следовании в близости шведских берегов из-за шторма, чем заслужил похвалу Леемета. Подтверждения правильности этого решения ждать долго не пришлось, шведские катера береговой охраны несколько раз появлялись из тумана, почти швартовались к борту без слов приветствий, и было видно, как на мостике офицеры производят какие-то замеры. Произведя их, они так же внезапно, словно привидения, исчезали в тумане без нежного прощанья.

Несмотря на то, что "дед" исправно выполнял свои обещания, а судно ставило рекорд скорости с попутным ветром и волнением, время прихода в Таллин сдвигалось к полуночи на субботу. Когда туман отступил и показались берега острова Хийумаа, радист протянул мне лист бумаги. Это был рапорт с просьбой списать его с судна по приходу. Причиной указывалось желание работать на судах Африканской линии. Как не жаль мне было, расставаться с этим молчаливым человеком и очень грамотным специалистом, воспротивиться его желанию я не мог и, подписав рапорт, спросил: — Мое ходатайство нужно?

— Спасибо. У нас была договоренность с начальником службы связи. Срок истек, и думаю, он возражать не станет.

— Что-ж, тогда спасибо вам за работу.

Рапорт радиста несколько выбил меня из колеи, потеря хорошего специалиста, мягко говоря, создает массу неудобств, а нередко приводит к серьезным неприятностям. Кроме того, это заставило понять, что не все горят желанием работать со мной, и подобное может повториться. Но нет худа без добра, теперь я понял, что должен сделать перед приходом, и объявил по радио сбор экипажа на трюме перед надстройкой.

Собрались быстро, все, кроме вахтенных. Чувствовалось напряжение, ждали неприятных новостей, вроде изменения порта назначения. Капитан-наставник с первым помощником, стоя плечом к плечу, переводили глаза то на меня, то на радиста.

— Добрый день, — начал я. — К полночи мы будем на рейде. По сообщению диспетчера сразу становимся к причалу под выгрузку. На этом первый рейс под моим командованием будет окончен. Поскольку он первый, мы обойдемся с вами на этот раз без выводов, их сделают капитан-наставник и инспекторский смотр. Я пришел к вам надолго, у меня много времени впереди, и совместная работа покажет, как мы поймем друг друга. Не скрою, намерен многое изменить, но это не бзык и не капитанская прихоть. Мой долг, как можно лучше и с большей отдачей выполнять свои обязанности и требовать от вас того же. Нам вместе предстоит многое сделать, чтобы оказаться в числе первых. Спокойной жизни вам не обещаю. Ценю ваше право самим распоряжаться своей судьбой, и потому те, кто не пожелает работать под моим командованием, могут уйти, написав рапорт. Сделаю все возможное для удовлетворения вашего желания и не сомневаюсь, что отдел кадров пойдет навстречу. С приходом постарайтесь освободить от вахты в первую очередь семейных. Согласно радиограмме, инспекторский смотр начнется в понедельник в девять ноль-ноль. Те, кто к этому времени окажется в ненадлежащем виде, должны быть готовы к самым неприятным последствиям. Вопросы есть?

— Что будет со старпомом, его спишут? — задал вопрос артельщик, и воцарилась напряженная тишина.

— А как вы думаете?

Было видно, что мой вопрос застал всех врасплох, проступок старпома по Уставу явно тянул на крайнюю меру. Я посмотрел на наставника, тот растерялся и опустил глаза, ему очень не хотелось брать на себя ответственность именно сейчас, стоя перед всеми. Меня больше интересовала в тот момент реакция комиссара, с ним мне еще предстояло работать. По глазам видно, что мое поведение его слегка озадачило, но обращение к экипажу понравилось.

— Старший помощник совершил проступок, который грозил серьезными последствиями для всего экипажа, чем грубо нарушил Устав службы на судах, но это следствие, причину вы знаете не хуже меня. Я не врач, судно не больница. Учитывая его возраст и стаж работы с одобрения первого помощника и капитана-наставника, сделаю ему предложение, от которого он вряд ли откажется.

Старпом не дрогнул, только крепче сжал губы,