И это заставляет нас задать неизбежный вопрос. Если это одна и та же группа, то осевшие во Фракии готы должны были сохранять свою групповую идентичность на протяжении указанного периода, за время которого у них не было своего короля. Первый известный нам король фракийских готов пришел к власти только в начале 470-х годов, когда племя подняло бунт после убийства их покровителя в Константинополе, полководца Аспара. До этого они обладали особым статусом, статусом федерата. Судя по всему, этим статусом наделялись племена, пользовавшиеся таким расположением империи, что их внутренние связи и союзы не разрушались и после поступления воинов в армию Восточного Рима. К тому же в римских войсках на Балканах между 420-ми и 470-ми годами появляется достаточно полководцев с готскими именами, чтобы можно было смело предположить, что фракийские готы 470-х годов и впрямь имеют прямое отношение к первым поселенцам. Нужно прибавить к этому, что в империи Аттилы имелись и другие готские группы, а ее падение подтолкнуло некоторых из них к переселению в Восточную Римскую империю. Бигелис привел свои войска прямиком к поражению на востоке Византии в середине 460-х годов, а выжившие (возможно, вместе с другими, о которых не сохранилось упоминаний) могли присоединиться к готам, уже служащим в римской армии. И нет причин утверждать, что все фракийские «готы» на самом деле были готами, даже если источники тех лет называют их таковыми[316].

Каким бы ни было их происхождение, к началу 470-х годов появился отдельный элемент вооруженных сил, состоящий из готов, которые оставались при этом полноценным сообществом, со своими женщинами и детьми. К тому времени эта группа насчитывала куда больше 10 тысяч воинов. В 478 году их предводитель – тоже, к сожалению, носивший имя Теодорих, но более известный под прозвищем Страбон, что означает Косой, – получил от Константинополя дань и продовольствие для 13 тысяч мужчин. Этот народ был достаточно сплочен и един, чтобы избрать собственного предводителя для проведения переговоров с Восточной Римской империей, и являлся ее надежным союзником. Получая немалую дань (910 килограммов золота в год), они поселились в относительной близости к столице империи и поддерживали прочные связи с отдельными политическими деятелями Византии. Магистр армии и патриций Аспар, их покровитель вплоть до 471 года, был негласным правителем и имел достаточно влияния, чтобы посадить на престол своего кандидата. В частности, именно он стоял за избранием императора Льва I в 457 году. Однако Аспар по-прежнему обладал немалой властью в Константинополе, и Лев – прозванный из-за этого «мясником» – организовал в 471 году его убийство, чтобы обрести наконец политическую независимость. Их близость к человеку такого высокого положения показывает, что фракийские готы были серьезной силой в Восточной империи, и, предположительно, причиной мятежа как раз стал вопрос о сохранении ими привилегированного статуса. Но даже после смерти Аспара Страбон сохранял связи с весьма многочисленной императорской семьей, и другие его сторонники в Константинополе сообщали предводителю варваров обо всем, что происходит при дворе. Очевидная вовлеченность фракийских готов в политические структуры Восточной Римской империи также подтверждает, что некоторые из них жили там в качестве привилегированных воинов еще с 420-х годов[317].

Изначально появление группы готов под предводительством Амалов на Балканах вызвало трехсторонний конфликт – два готских племени боролись за привилегированное положение при дворе императора Восточной империи. Отчасти этот конфликт разрешился, когда Теодорих Амал организовал в 483–484 годах убийство сына Страбона, Рецитаха. Фракийские готы избрали его своим предводителем, когда прежний властитель погиб, объезжая лошадь, – та, встав на дыбы, сбросила его на стойку с копьями, и одно из них вонзилось ему в бок. После смерти Рецитаха большинство фракийских готов решили присоединиться к Теодориху. Об этом не говорит прямо ни один из наших источников, ведь история Восточной Римской империи этого периода сохранилась лишь во фрагментах средневековых рукописей, и в самых надежных из них говорится только об убийстве, а не о его последствиях. Однако именно в этот момент фракийские готы внезапно исчезают из исторических документов в качестве отдельного племени, в VI веке на востоке встречаются лишь немногочисленные их представители, отказавшиеся примкнуть к Амалу. У двух групп были вполне логичные причины объединиться, ведь вместе они могли более эффективно действовать против Константинополя, который своей политикой пытался стравить их друг с другом и потом по-тихому ликвидировать оставшихся. И результаты не заставили себя ждать. Судя по имеющимся у нас сведениям о размере каждой из этих групп, войско Теодориха пополнилось как минимум еще 10 тысячами человек, то есть силы готов фактически удвоились; в дальнейшем в Италии действовала готская армия примерно такой же численности[318].

Убийство Рецитаха завершило этот удивительный процесс слияния. Дядя Теодориха Валамир, вероятно, был первым представителем этого рода, который сумел обрести огромное влияние в результате убийства, подчинения или вытеснения своих соперников, предводителей других готских отрядов, чтобы объединить их в одну сплоченную группу. Произошло это либо на территории Украины до ухода готов в Паннонию, либо на среднем Дунае после смерти Аттилы (если к тому времени эти готы уже успели поселиться там). Вряд ли хоть один из этих отрядов насчитывал больше тысячи человек, куда вероятнее – несколько сотен. Таким образом, на протяжении двух человеческих жизней дядя и племянник превратили род Амалов из незначительного и правящего лишь одной из мелких групп в королевский, властвующий над многочисленным племенем и располагающий войском в 20 тысяч воинов. И эта грозная сила, вместе с женщинами, детьми и обозом с пожитками, насчитывающая от 50 до 100 тысяч душ, двинулась в Италию осенью 488 года.

Разумеется, хотелось бы узнать о них гораздо больше, но для середины 1-го тысячелетия имеющиеся у нас данные достаточно убедительны и подробны. Мы также получили параметры оценки других народов, приходивших на Среднедунайскую низменность и покидавших ее во времена расцвета и падения империи гуннов, и становится кристально ясно, что ни один из других народов, мигрирующих в этот период, не был такой крупной и чудовищной силой. Ни один источник не называет численности этих меньших племен, находившихся под властью гуннов, которые также вошли в Восточную Римскую империю в 460-х годах, – это люди Хормидака, Бигелиса и двоих выживших сыновей Аттилы. Однако ни у кого из них не было столь привилегированного положения, как у готов Теодориха, и многие в конечном итоге так и остались разрозненными группками, живущими близ дунайской границы Византии. Сложно представить, что хотя бы один из этих «народов» мог выставить больше тысячи, максимум 2 тысяч бойцов, а у большинства наверняка набралось бы лишь несколько сотен[319].