нападение на пределы империи и штурм крепостей – дело нешуточное и требующее основательной подготовки. Вряд ли можно допустить со стороны столь основательного человека, как Владимир Святославич в столь ответственном деле чистый экспромт. Это значит, что к походу на Корсунь готовились. И это значит, что в Киеве не питали иллюзий относительно слов, которые давались византийцами, даже самим императором. В Киеве – опыт общения с империей здесь был очень велик и давно избавил русов от каких-либо иллюзий – вполне допускали, что их попытаются обмануть. И заранее готовили весомые «аргументы». Демонстрация силы в Крыму была тем новым и весомым «аргументом». И не только это: очевидно, что Константинополь не досчитался в 988 году торговых караванов с Руси. В условиях блокады, устроенной Бардой Склиром, это было, быть может, еще более суровым ударом. Перспектива голодных бунтов совокупно с прочными позициями мятежников в восточных фемах сразу за Босфором не только легко дезавуировали бы все успехи весны 988 года, но и могли очень скоро привести к перевороту и гибели Василия П. В условиях стремительно надвигавшегося кризиса император если и мог на кого расчитывать, так это прежде всего на русских воинов. Точнее – мог бы! Но в условиях начинавшегося конфликта с Киевской Русью как они повели бы себя?

Конечно, есть мнения о том, что Владимир Святославич принял крещение не в 988 году, а годом ранее. Сведения об этом содержатся в «Похвале» монаха Иакова, где указывается, что взятие Корсуни состоялось уже после крещения великого князя, которое произошло то ли в Киеве, то ли на реке Стугне в Васильеве сразу после заключения договора Василия II и Владимира Святославича, т. е. где-то в конце 987 года. Говорится, что Владимир Святославич после крещения прожил двадцать восемь лет: если от 1015 года, т. е. от года смерти князя, отсчитать это количество лет, то и в самом деле выйдет именно 987 год. В «Повести временных лет» есть будто бы смутный намек: «Не знающие… истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят о Васильеве, а другие по-иному скажут». И тут уж уместно вспомнить вновь, как в том же 987 году Владимир Святославич держал совет с боярами, и на совете так выходило, что вопрос о крещении решился сам собой, и осталось великому князю только задать вопрос о том, «где примем крещение?». Однако следует иметь в виду, что крещение великого князя и, соответственно, Руси (для Владимира Святославича принципиально важно именно это единство) есть акт не только религиозный, но и политический.

При таком обороте чрезвычайно важен вопрос «когда?» Если бы Владимир Святославич принял крещение тотчас по заключении договора с Василием II, то тогда у Нестора не было бы оснований указывать на имеющийся спор Киева и Константинополя относительно того, принимается ли крещение до приезда базилиссы Анны или после. Для Владимира, исходя из вопроса политической статусности, важна была последовательность следующая: военная помощь императору, приезд базилиссы Анны как невесты, крещение и после этого свадьба, которым заключается брачный союз правящих домов Византии и Руси. Константинополь же выдвинул (но, очевидно, уже после Авидоса) иную последовательность: факт военной помощи императору уже состоялся, теперь же следует великому князю принять крещение, и тогда уже в Киев отправится базилисса Анна. Но Киев это не устроило. Во-первых, потому что крещение великого князя есть по замыслу одновременно и крещение Руси. Момент для языческой страны исторический, но и опасный. Необходимо, чтобы все прошло без эксцессов и было всеми принято как целесообразное. Для великого князя и его окружения стало бы катастрофой, если бы после крещения династический брак вообще не состоялся. А зная спесивость византийцев, это было весьма возможно. Во-вторых, в Киеве подозревали, что Василий II постарается как-либо уклониться от выполнения своей части договора. И, заметим, в Киеве не ошиблись относительно императора в частности и Византии в целом! Следовательно, крещение князя не могло состояться до приезда на Русь базилиссы Анны. И это-то как раз и есть ответ на вопрос «когда?» Крещение может быть принято, исходя из политической целесообразности, только после выполнения Василием II своей части договора, а она выражалась в приезде на Русь его сестры как невесты киевского князя. В контексте этого поход на Херсонскую фему и взятие Корсуни – это и демонстрация силы Киевской Руси, и отнюдь не редкая форма «экстралегальной дипломатии», суть которой в принуждении одной из сторон к выполнению условий договора. Если учесть, что мятежники, обретшие нового вождя в лице Барды Склира, не сложили оружие (и, значит, император по-прежнему нуждался в военной помощи Руси), а отношения с болгарами оставались крайне недружественными, то взятие Корсуни при угрозе в Константинополе проблем с хлебом – действие в высшей степени эффективное, поскольку оно буквально не оставляло Василию II никакого иного выхода, как выполнения своей части договора.

Анна, конечно, уезжать из Константинополя в Киев не хотела. Русь казалась дикой и жизнь в ней сопрягалась с постоянными смертельными угрозами. «Иду, как в полон, лучше бы мне здесь умереть» – передает Нестор ее слова. Для Анны отъезд на Русь, учитывая недобрую славу Владимира Святославича как вождя варваров, братоубийцы и сластолюбца, был настоящим подвигом. Она по существу и в самом деле приносила себя в жертву во имя сохранения Македонской династии и единства Византийской империи. Очевидно, случилось это летом. Когда точно произошла встреча базилиссы Анны с Владимиром Святославичем – вопрос открытый. А вот место встречи, несомненно – Корсунь, т. е. древний Херсонес. Именно здесь произошло наречение базилиссы невестой князя и здесь же произошло крещение самого Владимира Святославича.

События в Корсуни ярко и подробно изложены Нестором. И как Анна «с плачем отправилась через море», и как ее с почетом приняли корсуняне (заметим, персон столь высокого уровня в Херсонесе отродясь не бывало), и как «разболелся в то время Владимир глазами». Можно верить в исцеление Владимира Святославича во время таинства крещения в корсунском храме св. Василия или относиться к этому скептически. Но трудно не увидеть в рассказе Нестора парафраз на обращение ап. Павла. Слепота здесь понимается, прежде всего, как духовная обездоленность и бессмысленность жизни вне Слова Истины. Исцеление же именно в момент возложения руки корсунского епископа – прозрение не столько физическое, сколько (и прежде всего) духовное. В словах Владимира Святославича в этот момент: «Теперь узнал я истинного Бога!» – заключено обретение подлинного смысла жизни и, вместе с этим, обретение исторической судьбы Руси.

В плане же политическом Владимир Святославич добился своего: Василий II выполнил свою часть договора и именно в той последовательности, какая была