нужна Киеву. Базилисса Анна прибыла в Корсунь как невеста киевского князя. Следующий шаг – крещение самого великого князя. Третий шаг – «по крещении же Владимира привели царицу для совершения брака». После этого князь и его супруга покидают Корсунь, возвращенный византийцам, и направляются в Киев.

С этого момента, по существу, начинается новая история Руси, чьи величие и трагедии отныне связаны будут с ее православной природой.

Варда Склир, неожиданно оказавший влияние на события, связанные с принятием Русью христианства, уклоняясь от сражений, прочно удерживал свои позиции в восточных фемах еще целый год, до осени 989 года. Он дождался того момента, когда Василий II дозрел до необходимости примирения и прощения.

«Увидев, наконец, что Склир для любых уловок неуязвим, Василий отправил к нему посольство с заданием склонить его к миру, уговорить прекратить мятеж и занять в государстве второе место после царского». Состоялись переговоры и к всеобщей радости в империи завершились в октябре 989 года миром. Все, что происходило в предыдущие годы, решено было отнести за счет «злой судьбы». Окончательно ослепшему к этому времени полководцу (кстати, по этой причине не имевшему оснований становиться императором) дарован был чин куропалата и богатые поместья, куда Барда Склир с почетом и отправился. Правда, долго всем этим наслаждаться ему не пришлось – годы и болезни взяли свое, и спустя два года великий полководец и великий честолюбец, много переживший и перестрадавший, окончил свои дни.

Василий II проживет шестьдесят семь лет и уйдет из жизни на самом исходе 1025 года. В течении долгих двух десятилетий он вел упорную войну с болгарами и сполна отомстил им за свое поражение под Сардикой в годы своей юности. Не случайно ему суждено войти в историю под грозным прозвищем «Болгаробойцы». Война дорого обошлась империи, но еще дороже – Болгарии, разоренной, сожженной и обезлюдевшей. Но Василий II добился своей цели – северная граница Византии вновь стала проходить по Дунаю. Несколько скромнее были успехи на востоке, но, впрочем, и здесь удавалось удерживать нерушимость границ империи от мусульман. Испытания 980-х годов сильно изменили Василия П. Из самоуверенного и изнеженного юноши, любящего лесть и роскошь, он превратился в сурового и угрюмого, властного и вспыльчивого автократора, все дни которого были заполнены изнурительной работой по управлению империей. Он стремился во все вникнуть, все контролировать и направлять. Он научился разбираться в людях, которым внушал одновременно и уважение, и страх. Но вряд ли он кому-то вполне доверял; вряд ли был хоть один человек, с которым он мог общаться дружески, быть душевно открытым. И вряд ли был хоть один день, когда он был спокоен и счастлив. Военные победы дополнились упорядочением доходов. Империя при Василии II, благодаря его умной и непримиримой борьбе с коррупцией, стала столь богата, что пришлось «вырыть новые подземные лабиринты, наподобие египетских склепов» для хранения сокровищ, которые неудержимым потоком стекались в императорскую казну. Ежегодный доход при нем удалось довести до двухсот тысяч талантов! Расточительство он презирал и, пожалуй, был скуп. К концу жизни он сохранил отменную выправку, величественную осанку, твердость руки и ясность мысли. Он жил, точнее, ревностно служил империи, не замечая возраста, словно перед ним была вечность. Обдумывал новые планы, готовился к новым войнам… Он и умер, при том, что был уже весьма преклонных лет, неожиданно для всех (возможно, что и для себя), буквально во время подготовки большого похода на Сицилию. Наследника-сына он не оставил.

Его брат, Константин VIII, уже старик, всю жизнь проживший в тени своего властолюбивого и деятельного брата, на недолгие три года занял византийский престол. Он был полной противоположностью Василию II – ленив, нерешителен, даже труслив, бездеятелен и безынициативен, любил жизнь роскошную, привольную и беспечную. Сыновей у него не было. Любимую дочь Зою (а всего дочерей было три) он женил на эпархе Романе Агрире, который и стал следующим императором. Так что, по существу, Македонская династия после полутора сотен лет своей драматической истории по мужской линии на этом старом прожигателе жизни и пресеклась.

Младшая сестра двух басилевсов Анна умерла задолго до своих братьев, в 1011 году; было ей всего сорок восемь лет. Покинув Византию, она в последующие двадцать три года жизни уже никогда не увидела дорогого ей Константинополя. На смену гулким каменным залам и галереям Буколеона пришли пахнущие смолой, воском и кожей рубленные терема. Была ли она, шестая по счету официальная жена Владимира Святославича (но, конечно, в христианском понимании – единственная), счастлива на Руси? Сейчас это уже никто не скажет. Тот, с кем судьба связала ее жизнь, был человеком слишком масштабным и, так сказать, «исторически ангажированным», слишком властным и жизнелюбивым, чтобы быть удобным для тихой семейной жизни. Одно можно сказать – Анна была окружена на Руси вниманием и подчеркнутым уважением. Даже именовалась она с непременным добавлением «царица». И в год кончины ее в летописи Нестора сказано: «Преставилась Владимирова царица Анна». Не «жена», а именно «царица». И, думается, этим многое определяется в положении Анны в Киеве, за этим чувствуется некоторый дефицит сердечности, какая-то особая, даже исключительная (кого еще из княгинь на Руси даже в последующие полтысячи лет будут так величать?) высота статуса в угадываемом прохладном одиночестве. Но, все же, Бог был к ней милостив – она не увидела гибели своих сыновей, Бориса и Глеба, что произойдет всего-то спустя четыре года после ее ухода из жизни[48]. Ее благородной «византийской крови» не будет в последующих поколениях многочисленных Рюриковичей. Но русский «византинизм» начнется именно с нее, и ее имя будет вписано рядом с именем ее супруга, на первой странице истории «Третьего Рима».

Владимир Святославич проживет долгий по меркам Средневековья век и уйдет из жизни глубоким стариком. Вся жизнь его была заполнена мыслями и делами государственными. Он был истовым строителем Древнерусской державы и, как оказалось, также и создателем Русской судьбы. Вряд ли государственные заботы отпускали его даже на смертном ложе. Многое он не успел сделать и предчувствовал надвигавшийся кризис в создававшейся им «по кирпичику» стране – борьбу за власть между наследниками. Но это был неизбежный сюжет. Владимир Святославич достигнет высшей славы – он, реальный, как бы растворится в пространстве времени и преобразится в образ былинно-мифический, в образ «Светозара» и «Красного Солнышка». И этот величественно благородный образ окажется гораздо более реальным и востребованным, нежели исторический персонаж – умный и страстный, упрямый и гибкий, суровый и великодушный, властолюбивый и неутомимый в созидании своей идеи, которой было единство Руси. Вдохновение коснулось его, когда он прозрел, что это единство лежит через Православие. Единство не только Киевской Руси как