Хотя снаряды все еще падали на Неймеген, немцы уже ушли, и на улицах вновь появились триколоры – голландские красно-бело-голубые флаги – и начались чистки. «Шлюхам, что обслуживали немецких оккупантов, – писал Корнелис Ройенс, – стригут портняжными ножницами волосы, заворачивают в полотна с изображениями нацистов и передают в руки городского сброда и профессиональных бездельников»[951]. Мартейн Луис Дейнум тоже видел захваченных в плен членов NSB, и среди них «женщину с портретом Гитлера на шее и с обритой головой»[952]. Многим не нравились такие формы мести, в то время как других, напротив, возмущали попытки англичан вмешаться. «В них нет такой ненависти к немцам, как у нас, – написала одна женщина. – Я им сказала, вам и не представить, какими были для нас эти годы. Они думают, стрижка для спавших с немцами так ужасна, что всякий раз, когда есть возможность, они пытаются ее остановить»[953].

К 11.00 того же дня в штаб Моделя пришло сообщение: «На данный момент сорок пять вражеских танков перешли мост и движутся в северном направлении»[954]. Видимо, то была смешанная группа «истребителей танков» батареи «Q» и «Шерманов» Ирландских гвардейцев. Бригадный генерал Гуоткин сказал кузенам Ванделёрам, что они должны продвигаться с обычной скоростью походного марша – пятнадцать миль за два часа. Но они сразу же поняли, что насыпные дамбы с дорогой поверху среди заболоченных польдеров «были нелепым местом для действий танков»[955]. Продвижение по одному танку в ряд, без возможности маневра было бы самоубийством. Но им оставалось только выполнить распоряжение. Отказ Монтгомери прислушаться к советам принца Бернарда и неспособность планировщиков принять во внимание мнение офицеров из армии Нидерландов были большой ошибкой.

В 10.40 капитан Лэнгтон получил приказ выдвигаться через двадцать минут; впрочем, из журнала боевых действий Ирландской гвардии мы знаем, что выдвинулись они только в 13.30. Сначала капитан решил, что подполковник Джайлс Ванделёр пошутил. У них была только дорожная карта. Пришел приказ «не останавливаться ни в коем случае»[956]. Лэнгтон был в ярости, когда не прилетели обещанные «Тайфуны». На самом деле они прилетели, только связи с ними не было[957].

«Начали прибывать “Тайфуны” эскадрилья за эскадрильей, – рассказал передовой авианаводчик, лейтенант авиации Дональд Лав. – [Командир эскадрильи] Сазерленд пытался связаться с ними, но УКВ-рация в машине связи сдохла. Это было просто ужасно… “Тайфуны” над головой, а на земле продолжались обстрелы и бомбардировки. Я почувствовал разочарование и раздражение. Тут уж ничего не поделаешь. У “Тайфунов” были строгие инструкции не атаковать никого на основе предположений»[958]. Настроение у Лава явно не улучшилось, когда у их радиста из Королевских ВВС случился нервный срыв.

Четыре ведущих «Шермана» были подбиты один за другим. Первые три – «за минуту»[959]. Как сказал другой гвардейский офицер, они выстроились, «как железные утята в ярмарочном тире, ожидая, пока их подстрелят»[960]. На полосе обороны стояли 88-мм орудия, «самоходки», кроме того, не меньше двух «Королевских тигров» укрывались в лесу. Джайлс Ванделёр крикнул кузену: если они отправят по дороге новые танки, «будет кровавая бойня»[961].

К Лэнгтону, в чьей роте осталось только четыре «Шермана», спустя несколько минут присоединились полковник Джо Ванделёр и его кузен Джайлс. Лэнгтон спросил, могут ли они получить поддержку с воздуха. Ванделёр покачал головой и совершенно ошибочно сказал, что все самолеты брошены на поддержку десанта польской парашютной бригады. «Но с поддержкой мы бы здесь прошли», – настаивал Лэнгтон[962]. Ванделёр снова покачал головой, сказал, что ему жаль, и приказал Лэнгтону стоять на месте и ждать распоряжений. По словам лейтенанта Лава, полковник Джо Ванделёр пошел в лес, вытащив, как «в фильме о Диком Западе»[963], свой табельный револьвер, чтобы провести собственную разведку. Лэнгтон был в ярости, а когда во второй половине дня увидел, как слева от них у Дрила немецкие истребители атакуют никем не поддержанный польский десант, просто вышел из себя.

«Увидев этот “Остров”, я совсем пал духом», – рассказывал командир Гвардейской бронетанковой дивизии[964]. «Остров» – так называли плоский заболоченный польдер Бетюве между Ваалом и Недер-Рейном. «Вы не можете себе представить ничего более неподходящего для танков». Предстоящая задача явно «подходила» пехоте, но ее у Адера не хватало, и он убедил Хоррокса выдвинуть 43-ю пехотную дивизию. Их ждали серьезные бои. Теперь, когда Арнемский мост был открыт, полосу обороны Хармеля усилили первой частью боевой группы Бринкмана, когда батальон Кнауста и танковая рота «Пантер» Mark V достигли Элста.

На рассвете полк Королевской конной гвардии направил два отряда из эскадрона «D» через Ваал – разведать обстановку на западе. Они попали под сильный обстрел, и три разведывательные машины получили повреждения, но в тумане им удалось проскользнуть через полосу обороны Хармеля, и они направились в Дрил, где должна была высадиться польская парашютная бригада.

Застрявшие в Англии из-за одной задержки за другой генерал-майор Сосабовский и его бойцы находились в невероятном напряжении. Они стремились поскорее вступить в бой в Нидерландах, но все их мысли были в Варшаве, где отчаянно сражалась Армия Крайова. 21 сентября в 03.00 подполковник Стивенс получил сообщение: 1-я союзная воздушно-десантная армия подтвердила новую зону сброса у Дрила, паром по-прежнему в руках англичан, мост в Неймегене взят, а британская артиллерия скоро подойдет и поддержит воздушно-десантную дивизию в Остербеке. Позже утром бригадный генерал Флойд Л. Паркс, начальник штаба 1-й союзной воздушно-десантной армии, вновь заверил Сосабовского, что паром в руках 1-й вдд. В то время это было так, но тем же утром немцы отбросили охранявшую его роту Пограничного полка и уничтожили паром[965].