Альфред Рингсдорф, командир мотопехотной роты, размышлял о том, через какие испытания им пришлось пройти. «Никто, переживший такой ужас, когда жизнь висит на волоске, не может сказать, будто он не боялся. Не важно, пусть у него хоть Рыцарский крест с бриллиантами, я уверен, он боялся». После битвы у моста выжившие бойцы роты встретились в парке на окраине Арнема. «Мы собрались все вместе, и я вдруг ясно услышал пение птиц. Это было похоже на возвращение к жизни, как будто во время боев я жил в подвешенном состоянии. Я вдруг снова ожил и понял, что прошел через все это живым»[1000].

Хорст Вебер из того же 21-го мотопехотного полка СС написал: «Пленные англичане шли с высоко поднятой головой. Они выглядели гордыми и совсем не побежденными. Но мне было их жаль: они были такими измученными, изможденными, истощенными. Когда стало ясно, что мы захватили англичан, первое, о чем мы подумали, – это о том, как заполучить их еду и сигареты. Я так хотел часть добычи, что отказался помочь английскому солдату, которому отстрелили ноги. Его прислонили к стене, и он ничего не мог сделать». Вебер рассказывал, как он и его товарищи, семнадцати- и восемнадцатилетние юноши, «вечно голодные», не могли поверить своим глазам, увидев пайки, аптечки скорой помощи, растворимый кофе и всю ту роскошь, что они нашли в контейнерах. «И там было мыло, – писал Вебер. – Мы годами не видели мыла. Скребли себя песком. Мы хотели все расхватать и утащить домой. Мы были детьми войны, нас волновала только добыча». Особенно их впечатлил сульфамидный порошок. «В нашей армии многие умерли от гангрены, потому что у нас не было пенициллина»[1001].

Некоторые из товарищей Вебера не могли удержаться, чтобы не снять одежду с мертвых. Даже в войсках СС, обычно хорошо оснащенных, униформа была смешанной. Одни носили камуфляж «под тигра», другие – серые полевые куртки, а многие были в британских или американских брюках, которые гораздо прочнее немецких, что расползались по швам. Больше всего ценились ботинки американских десантников, но любого попавшего в плен немца в такой обуви, скорее всего, расстреляли бы на месте. Вещи союзников стали настолько важной добычей, даже на высшем уровне, что начальник штаба Моделя вскоре издал приказ, запрещающий войскам на позициях сбивать планеры. «Они несут ценный груз, особенно тяжелые орудия, автомобили и мотоциклы»[1002].

Как только бойцы Фроста прекратили сопротивление, боевая группа Кнауста и солдаты из 10-й танковой дивизии СС «Фрундсберг» получили приказ идти на юг и укрепить полосу обороны у Элста. По словам Кнауста, они встретили нескольких бойцов разведбата Гребнера из дивизии СС «Гогенштауфен» – тяжелораненых, но все же живых, на тягачах, расстрелянных на мосту три дня назад[1003]. Несколько человек пострадали от ужасных ожогов. Рингсдорф рассказал также, как тем утром они отправились в Элст на тягачах. «Мы проехали по мосту, на котором оставались сгоревшие машины. Водители так и были внутри. Обгоревшие, обугленные до черноты»[1004].

Увидев Бетюве, «Остров», Кнауст отреагировал так же, как и генерал Адер: танки по этому заболоченному польдеру по обочинам возвышенной дороги пройти не могли. Танковую роту его боевой группы вскоре значительно усилили «Королевские тигры» и несколько «Пантер» – по оценкам Кнауста, примерно сорок пять человек. Его батальону был также придан строительный батальон военно-морского флота – моряки с крейсеров и подлодок: «Просто потрясающие люди, по большей части сержанты, но, к сожалению, они совершенно не знали, как воевать на суше. Что же касается так называемого полевого батальона люфтваффе, он отчитался о прибытии вечером, в Элсте. То был первый, и единственный, раз, когда я видел этот батальон. К рассвету он исчез»[1005]. Кнауст не спал, поскольку принимал первитин, немецкие таблетки с метамфетамином.

В тот день к Кнаусту приехал Биттрих. «Еще двадцать четыре часа, – сказал он. – Нам нужно еще двадцать четыре часа»[1006]. Он подчеркнул, что они не должны пропустить британцев, так как ему еще предстоит уничтожить 1-ю воздушно-десантную дивизию в Остербеке. Только тогда они смогут перебросить на юг основную часть 2-го танкового корпуса. Кнауст, опытный командир танка, сам размещал каждый танк. Он не ковылял на костылях, а ездил в мотоциклетной коляске, гораздо более маневренной и не столь заметной целью в случае воздушной атаки.

Биттрих разместил недавно прибывший батальон СС «Недерланд» между мостом и железнодорожным вокзалом Арнема – для поддержки боевой группы Кнауста с тыла. В штабе фюрера в Восточной Пруссии все еще боялись, что Монтгомери, имея огромное количество танков, может прорваться. На Биттриха давили из Верховного командования вермахта (OKW), которое хотело как можно быстрее уничтожить остатки 1-й вдд в Остербеке. Гитлер требовал скорейшего завершения сражения, чтобы предпринять крупное контрнаступление на Неймеген. Они полагали, что у британцев в Остербеке заканчиваются боеприпасы, а поскольку «нет никаких сомнений в том, что люфтваффе контролирует воздушное пространство над Арнемом»[1007], новых поставок ждать не стоит. По их мнению, сопротивление будет очень недолгим.

Накануне вечером Биттрих доложил, что они уже взяли 2800 пленных к северу от Недер-Рейна и что левый фланг генерала фон Теттау на железной дороге к востоку от Вольфхезе соединился с правым флангом дивизии «Гогенштауфен» Харцера, так что британцы полностью окружены[1008]. Но в так называемой дивизии фон Теттау не все обстояло благополучно из-за бурных споров ее командира с оберштурмбаннфюрером СС Липпертом. Поэтому Биттрих решил передать дивизии «Гогенштауфен» командование всеми силами, окружившими 1-ю воздушно-десантную дивизию[1009].

За час до рассвета по периметру Остербека прозвучали трели свистков: офицеры будили солдат в их щелевых окопах, чтобы те были готовы к рассвету. Какой-то остряк заорал: «Офсайд!»[1010] Не очень удачная шутка, но все же вызвала смех, и это было то, что нужно. Двое планеристов, проспавших сигнал к побудке, после пробуждения были шокированы, увидев немца у своего окопа. Он ждал, пока они проснутся, чтобы сдаться в плен. Ему было за сорок, и он просто не хотел больше воевать[1011]. Принимая во внимание опасное положение тех, кому он сдался, он, похоже, либо ничего не знал, либо был в отчаянии. Рядовой из 1-го парашютно-десантного батальона, он был настолько измотан, что заснул во время боя, а когда проснулся, удивил одного из своих товарищей, решившего, что тот убит[1012].