В городской больнице, до сих пор все еще закрытой на карантин, в приемном покое, куда они, чуть не выбив дверь, ввалились, таща полковника Гущина, дежурная медсестра, похожая на призрак в защитном костюме, маске и прозрачном козырьке, закричала сначала заполошно:

– Вы с ковидным?! Мы ковидных не принимаем! Везите его в военный мобильный госпиталь в Калугу!

– Ножевое ранение в грудь – мы с полицейской операции! Быстро в реанимацию его, в хирургию! – загремел на нее Клавдий Мамонтов – грязный, голый, весь провонявший дезинфектором, сам похожий на полубезумного Тарзана в своей набедренной повязке.

Прибежал дежурный врач, они уложили полковника Гущина на каталку, и врачи повезли его в хирургию на операцию

Клавдий Мамонтов и Макар с дочкой на руках ждали в приемном покое очень долго.

Когда Макар уже совсем пал духом и приготовился к худшему, из реанимации к ним вышел хирург.

– Ваш товарищ жив и сто лет еще проживет, – объявил он, сам радуясь доброй вести. – М-да… еще бы полтора сантиметра – и все могло бы кончиться плохо, но… Нож сердца не задел. Вообще это чудо какое-то, мы сами поражены. Мы его прооперировали, сейчас он в реанимации. Скоро он придет в себя. В полицию мы сообщили, сами понимаете, при таком ранении. Они приедут с минуты на минуту. Ну, это же ваши коллеги.

– Чудо? – потрясенно спросил Макар, когда врач вернулся в реанимацию. – Опять?

– Полковник просто очень хорошо знает анатомию. – Клавдий Мамонтов усмехнулся, он испытывал облегчение и… слабость… прямо все поджилки у него сейчас – постфактум – дрожали. И он сам толком не знал, говорит он Макару правду или врет по полицейской привычке, чтобы успокоить друга. – На скольких вскрытиях он в морге побывал за свою жизнь? Он отлично знал, куда себя бить ножом, чтобы достичь максимального эффекта и при этом не сыграть в ящик.

Он забрал Августу у Макара, потерявшего дар речи.

– Ну что, как ты? – заглядывал девочке в лицо. – Это был страшный сон. Ты скоро все забудешь. А чудовища больше нет. Оно сгорело, от него остался лишь пепел.

Девочка обняла его, как до этого крепко обнимала отца.

– Штаны мне надо какие-то достать, – обратился Клавдий Мамонтов к Макару. – А то все здесь пялятся… медсестры… Торговый центр наверняка в городишке есть, заедем, ты сходишь – купишь какие-нибудь портки, кроссовки и футболки мне и себе, а потом сюда в больницу к полковнику вернемся.

Макар кивнул.

Они услышали вой сирены. К больнице на патрульных машинах приехала местная полиция – запоздало разбираться, что же произошло в этих тихих благословенных калужских местах.

В середине августа у Клавдия Мамонтова, вернувшегося снова в Бронницкий УВД, в свой отдел автоинспекции, накопились сразу четыре выходных дня, и он махнул к Макару – в дом на Бельском озере, там же, в Бронницах, куда еще в конце июля перебралось все Макарово семейство. Столь памятный им всем дом на озере был снова открыт, очищен от пыли, убран и наполнен летом, солнцем и детским смехом.

Клавдий Мамонтов на машине въехал на территорию фактически поместья Псалтырниковых, построенного отцом Макара, и вспомнил все – как они когда-то приезжали сюда, в этот дом на озере, с ней, с Катей… как Макар тогда мчался по аллее с термостаканом кофе, чтобы только увидеть ее и поговорить с ней…

Возле дома он никого не встретил – голоса и детский смех доносились со стороны озера, все вроде были на берегу, на солнцепеке.

Но нет! Макар с Сашенькой на руках встретил его на аллее, ведущей к озеру.

– Ба! Какие люди и без охраны! Кролик мой, ты только глянь – твой любимчик к нам наконец-то пожаловал, – приветствовал Макар друга.

Сашенька, заметно подросший за месяц, улыбнулся до ушей беззубым ртом, – узнал, узнал! И протянул к Клавдию пухлые ручки.

– Привет, Сашхен. – Клавдий осторожно взял его у отца – маленькое хрупкое теплое тельце в белом комбинезончике с принтом Беби Йоды.

Сашенька сразу же по привычке цепко ухватил его одной рукой за подбородок, а другой за ухо и радостно и даже как-то плотоядно, не по-младенчески засмеялся.

– Волосы тебе начнет на радостях драть, мне уже половину выдрал, – пожаловался Макар другу. – Облысеешь с ним, на фиг.

Но Сашхен опроверг все обвинения – он обнял Клавдия за шею, доверчиво прильнув к нему, и начал что-то лепетать, говорить на своем младенческом языке, словно рассказывал.

– Ну как вы тут все? – спросил Клавдий Мамонтов.

– Смотри сам, – Макар указал на озеро – с аллеи на него открывался прекрасный вид.

На берегу – садовая мебель. Августа за столиком под тентом тихонько и вдохновенно рисовала что-то на своем интерактивном планшете. Лидочка у самой воды строила замок из речного песка, зачерпывая его совочком – строила и тут же разрушала, и возводила заново.

На деревянных мостках гувернантка Вера Павловна и полковник Гущин удили рыбу. Сцена снова до боли напомнила Клавдию Мамонтову рассказ Чехова «Англичанка». Прямая, как жердь, невозмутимая Вера Павловна стояла на мостках в темном летнем длинном платье, закрытом до горла, с удочкой в руках. А полковник Гущин, еще больше похудевший, голый по пояс, в бермудах цвета хаки, босой, с надетой набекрень на голову старой английской шляпой, найденной в домашней кладовке, насаживал на крючок червяка.

На волосатой груди полковника Гущина – большой хирургический пластырь, прикрывающий еще не зарубцевавшийся шрам.

– Фу, my colonel! – звонко крикнула Лидочка, зорко наблюдая за его действиями. – Червяк… больно!

– Но ты же любишь жареную рыбку, солнышко, – ответил ей полковник Гущин философски. – А без червячка рыбку не поймаешь. Се ля ви!

Клавдий Мамонтов вспомнил, как они с Макаром ездили к полковнику в госпиталь – как только он пришел в себя в реанимации в больнице Людинова, они организовали его перевозку в Центральный госпиталь МВД в Москве. Однако госпиталь почти до конца июля не принимал посетителей, оставаясь еще закрытым на карантин, но затем распахнул свои двери, и они наконец увиделись с Гущиным – в палате, где он лежал.

И, конечно же, неугомонный Макар не удержался и спросил его о том, главном:

– А это правда, что вы так хорошо изучили анатомию, побывав на стольких вскрытиях трупов в морге, что знали, куда себя ударить ножом?

– Ну, конечно, кузен, конечно, Макар, – ответил ему там, в палате госпиталя Гущин. – Надо же было как-то переломить ситуацию и дать Клавдию шанс справиться с НЕЙ. Не бери в голову, кузен, это все теперь в прошлом.

Клавдий Мамонтов так тогда и не понял по его тону – говорит ли правду полковник Гущин, был ли в том его поступке холодный полицейский расчет, или все же это было актом его самопожертвования… попыткой доказать самому себе и ЕЙ – Мачехе мертвых, что страх смерти, который он испытал в ковидном госпитале, более уже не властен над ним?