Хотя после смерти Иннокентия миновал год, князь по-прежнему не снимал траура, однако его одеяние из черного бархата украшали бриллианты на сто тысяч скуди и драгоценные камни, которые скорее пришлись бы к месту на выходном туалете его супруги. Впрочем, и той не приходилось жаловаться — праздничный туалет Олимпии Россано раз в семь превосходил по стоимости траурный ансамбль ее супруга. Под руку с ним она прошествовала в собор Святого Петра, чтобы присутствовать на первом святом причастии Кристины.

— Прошу простить, ваше величество, но мы были в силах оказать вам лишь скромный прием! — Такими словами приветствовал папа Кристину в соборе. — И пусть небеса возрадуются и отпразднуют когда-нибудь торжественную дату вашего обращения в истинную веру с пышностью, недоступной миру земному.

Франческо Борромини присутствовал на мессе бок о бок со своим старым другом Вирджилио Спадой. В один голос повторяли они слова литургии, осеняли себя крестным знамением и преклоняли колена, но если монсеньор целиком был охвачен благоговейным трепетом таинства, то Франческо никак не мог отделаться от накопившейся в его душе горечи.

Когда папа, самолично проводивший торжественную мессу, поднял бокал для обращения вина в кровь Христову, Франческо, нагнувшись к Спаде, спросил:

— Вы не объясните мне, отчего этот человек так ненавидит меня? Будто я у Бога теленка съел.

Спада, наморщив лоб, посмотрел на него.

— Он стал придираться ко мне, едва взойдя на папский престол, — прошептал Франческо. — Все мои проекты по Сан-Джованни в пух и прах раскритикованы, а теперь он даже грозится перепоручить работы над главным алтарем его епископальной церкви другому мастеру.

— Вероятно, — прошептал Спада в ответ, — вам следовало бы еще раз обдумать вопрос о сносе часовни Трех волхвов. Уверен, это смягчило бы сердце его святейшества.

— И это цена, которую требуют для того, чтобы оставить меня в покое в Латеране? Часовню придется сносить, причем по милости Бернини, но уж никак не по моей.

— Разве не вы сами когда-то говорили, что готовы пойти на все ради спасения сына своего врага, независимо от того, что сделал вам его отец?

Франческо покачал головой:

— Часовня будет снесена. Даже если мне придется поступиться за это работой над Сан-Джованни!

Служки троекратно повторили перезвон — обращение свершилось. Тысячеголовая толпа молящихся поднялась с колен. Склонив голову, Кристина шагнула к алтарю для первого принятия из рук Александра тела Христова. На ней была одежда, никак не соответствовавшая ни ее рангу, ни торжественности момента: простой, безо всяких украшений кафтан, доходивший до колен.

— Поражаюсь этой женщине, — негромко произнес Франческо, — последовать голосу своей совести — вот это и есть истинное мужество.

— Да, Кристина — женщина незаурядная. Сам Бог ниспослал нам ее. — Сделав, паузу, Спада взглянул на Борромини: — Между прочим, в городе появилась еще одна незаурядная женщина, знакомая вам, — леди Маккинни.

— Княгиня! — ахнул Франческо настолько громко, что кое-кто из прихожан повернул к ним головы.

— Тсс! — запротестовал Спада. — Вот, возьмите, она велела передать вам.

С этими словами он вручил Франческо письмо, и пока прихожане поднимались со скамей, чтобы направиться к причастию, Франческо лихорадочно читал строки, с которыми княгиня столь внезапно вновь вошла в его жизнь после многих лет отсутствия. Ему казалось, что он слышит ее голос, убеждающий его в ее признательности и теплоте. Прикрыв глаза, Франческо увидел перед собой лицо Клариссы, ее ласковый, нежный взгляд, ее незабываемую улыбку и почувствовал, как его охватила волна страстного влечения к этой женщине. Он готов был сейчас броситься к ней.

— Hoc est corpus!

— Аминь!

Когда Франческо снова открыл глаза, он увидел, как Лоренцо Бернини, преклонив колено подле алтаря, будто на балу в каком-нибудь из римских палаццо, обцеловывает руку королевы Кристины. У Франческо мелькнула подленькая мыслишка: наверняка княгиня осчастливила подобным письмом и Бернини, вполне вероятно, совершенно одинаковым по содержанию!

— Я не могу принять приглашения! — мрачно объявил он. — Это невозможно! Я не в силах находиться рядом с этим человеком!

— «Не враждуй на брата твоего в сердце своем», — ответил Спада. — Третья книга Моисея. Но почему вы все время говорите о нем? Княгиня пригласила вас — синьора Франческо Борромини, кавалера ордена иезуитов! — И показал на конверт. — Здесь же все ясно написано, черным по белому. — Он положил руку на плечо Франческо. — Не забывайте — она спасла вам жизнь!

В тот день Лоренцо Бернини был взволнован ничуть не меньше, чем перед своей первой аудиенцией у папы Урбана VIII. Ему предстояло вновь увидеться с княгиней — впервые за пять лет! Вирджилио Спада поведал ему ужасную историю о ее заточении в монастыре, и история эта так тронула сердце кавальере, что он даже слег на день в постель. А еще Бернини докучал вопрос: как же выглядит теперь княгиня?

С раннего утра Лоренцо был занят выбором туалета. Перемерив добрых два десятка сорочек, штанов и камзолов, он так и не смог ни на чем остановить свой выбор. А в какой обуви показаться ей на глаза? В сапогах или в бархатных туфлях? Напомаживая волосы перед зеркалом, он размышлял над тем, что преподнести княгине: датуру в горшке или же корзину с фруктами? И предусмотрительно поручил своему слуге Рустико заготовить и то и другое.

Лоренцо с трудом представлял себе, что ждет его в ее доме. Княгиня писала о том, что желает основать некое сообщество, в которое мог бы войти любой, независимо от состояния, кто разделил бы проповедуемые духовные ценности — философские, эстетические воззрения, религиозные убеждения. Для этого кружка княгиня даже выбрала имя — Paradiso.

— Очаг просвещения и культуры! — восторженно заключил Вирджилио Спада. — Такого не было со времен Изабеллы д'Эсте!

Что она имела в виду, решив создать Paradiso — рай? Лоренцо решил не ломать себе голову. Самое главное — произвести на княгиню впечатление. Хотя отважиться на подобное начинание было проявлением немалого мужества… В римском обществе, где тон задавали одряхлевшие эминенции, не было ни одной женщины, за исключением донны Олимпии да еще парочки дам полусвета, кто смог бы решиться на столь смелый шаг. Иннокентий дошел даже до того, что запретил декольте, отдав одновременно распоряжение о конфискации всех находившихся в стирке у прачек и попавших в проскрипционный список папы платьев римлянок. Может, княгиню вдохновил пример королевы Швеции?

Лоренцо вновь переоделся — в подчеркнуто скромный ансамбль: зеленый бархатный сюртук с белыми лацканами и желтые шелковые штаны, к ним — коричневые, мягкой оленьей кожи сапоги с гамашами. Проворно напудрив лицо, слегка мазнул по щекам румянами, смочил кожу за ушами парой капель духов, а на голову водрузил широкополую шляпу с перьями. Может, он и на самом деле поступил чуточку недальновидно в отношении донны Олимпии? Угрозы в ее адрес ничего хорошего, разумеется, принести не могли. Впрочем, стоило кавальере бросить взгляд в зеркало, как все его тревоги и сомнения разом улетучились.