С момента перехода под эгиду Еврейского Агентства проект НААЛЕ существенно изменился. Он начал постепенно терять и свое качество, и свою привлекательность – соответственно уменьшилось и количество желающих принять в нем участие. В соответствии с моим первоначальным замыслом в проекте должны были участвовать до пяти тысяч новых воспитанников в год. И при соответствующем финансировании это было вполне достижимо. В действительности же в рамках проекта удалось охватить чуть более тысячи человек за первый и второй годы его существования. Если бы нам удалось осуществить наши планы, то почти вся еврейская молодежь была бы охвачена израильской системой образования и связала бы свою судьбу с Израилем. Но финансовые расчеты и междоусобные еврейские войны помешали проекту достичь максимального эффекта. Как я уже говорил, я предполагал, что девушка или юноша, закончившие среднюю школу в Израиле, не захотят жить в другой стране. Но это было в государстве Израиль до убийства Рабина. До прихода к власти Нетаньяху и Шарона. К плачевному состоянию проект НААЛЕ пришел и из-за деградации системы образования Израиля и вследствие изменений на постсоветском пространстве. Я считаю, что между проектом НААЛЕ, который я предложил и за осуществление которого боролся и ставшим очень успешным в течение трех лет в пору нашего им руководства, и НААЛЕ в последние годы мало общего. Точно так же, как нет большого сходства между «Нативом» девяностых годов, до того дня, что я покинул организацию, и организацией, носящей это имя сегодня. В конце концов проект НААЛЕ вернули в Министерство образования. И все-таки и вопреки всему даже в сильно измененном виде проект НААЛЕ оказался наиболее успешным проектом системы образования Израиля. За пятнадцать лет в программе приняли участие 13 000 воспитанников из еврейской молодежи стран постсоветского пространства. И несколько лет назад, как и хотел Ицхак Рабин, в проекте начали принимать участие евреи из стран Запада. И все это благодаря работникам Управления НААЛЕ, тем людям, которые практически осуществляли проект, несмотря на все многочисленные препятствия и помехи, стоявшие на их пути.

Во время работы в «Нативе» я опять столкнулся со смертью и опять должен был сообщать близким о гибели самых дорогих им людей. Еще в начале своей деятельности в качестве руководителя «Натива» я ввел в организации должность внутреннего контролера. Мне удалось взять на эту должность Анри Ариэля, который до этого был контролером одной из самых серьезных и сложных государственных организаций. Ариэль, уроженец Франции, в 14 лет присоединился к движению Сопротивления. В 1949 году он приехал в Израиль и поступил на государственную службу, выполнял разнообразную и очень ответственную работу. Меня поражали его профессионализм, высокий уровень знаний и его увлеченность работой в «Нативе». И вот однажды мне позвонили и сообщили об автомобильной катастрофе, в которую попали наши люди по дороге из Казахстана в Киргизию. Несколько человек было ранено, а Анри, который был там в командировке, погиб. Мы быстро организовали медицинский самолет из Швейцарии, который привез в Израиль раненых и тело Анри. Нам не раз приходилось эвакуировать медицинскими самолетами наших работников или посланников, пострадавших от бандитских нападений или серьезно заболевших. Но человеческих жертв до того дня у нас не было. Самым трудным было прийти в дом Анри и сообщить жене о его смерти. Я помню, как в сопровождении нескольких работников подошел к дому Анри. Возле дома я увидел в окне его жену, беззаботную и радостную, поглощенную какой-то домашней работой. А я знал, что через минуту должен сказать ей, что полная счастья жизнь кончилась и она никогда больше не увидит своего мужа. Она открыла нам дверь, приветливо и радостно поздоровалась и тут постепенно начала все понимать. Я сказал: «Анри погиб в автомобильной катастрофе. Я очень сожалею, что я должен тебе сообщить об этом». Анри Ариэль, его жизнь и смерть олицетворяют в моих глазах жизнь того поколения еврейского народа, силу духа государства Израиль и дают мне силы и веру в свой народ и в свою страну.

Одна из самых замечательных операций «Натива», которой я горжусь особенно, – это наша работа с еврейскими сиротами. В результате распада Советского Союза, когда рухнули почти все государственные и социальные структуры, сотни тысяч детей оказались выброшенными на улицы. По просторам России, особенно в крупных городах, крутились беспризорные, бездомные дети, оставшиеся без семей. Ситуация напоминала ту, что сложилась после Гражданской войны, когда в стране было около семи миллионов беспризорных детей. Через семьдесят лет, в конце XX века, вернулись страшные картины ватаг голодных, оборванных детей на улицах городов России. В тяжелые периоды 90-х годов, по оценкам властей, число беспризорников достигло миллиона. Мы предположили, что среди них могут быть и еврейские дети. Проведенная нами проверка обнаружила еврейских детей в детских домах и среди них тех, которые были подобраны с улиц. Нами была подготовлена особая программа по вывозу этих детей в Израиль и дальнейшему возвращению их к нормальной жизни. Программа была строго засекречена. Мы сознавали, что попытки вывезти детей из одной страны в другую могут вызвать в некоторых государствах на постсоветском пространстве внутриполитические проблемы. В то время еще не была урегулирована процедура опеки сирот гражданами других государств. Вместе с Министерством образования России, а впоследствии и других государств мы разработали специальную программу в рамках Соглашения о взаимном сотрудничестве, которое было подготовлено ранее. В соответствии с достигнутыми договоренностями мы с согласия интернатов, в которых находились дети, а также государственных учреждений надзора за воспитанием сирот или детей под опекой получали право направить этих детей на учебу и воспитание в интернаты Израиля. Вся наша работа с детьми в Израиле проходила под наблюдением и контролем интернатов и соответствующих государственных структур тех государств, откуда были эти дети. Дети должны были находиться в Израиле до 18 лет, а после этого принять решение – уехать назад или остаться в Израиле. В случае, когда у сирот были опекуны из родственников, мы получали согласие последних на воспитание детей в Израиле.

Это была каторжная работа. Мы прочесали все интернаты и все захолустья постсоветского пространства, разыскивая брошенных еврейских детей и сирот, а также и их родственников. Это было все равно, что искать иголку в стоге сена. Но, тем не менее, оказалось, что было довольно много брошенных еврейских детей и сирот.

Среди первых детей были очень тяжелые случаи. Все трагедии, известные мне из классической литературы, меркли по сравнению с реальностью. Мы брали детей от 4–5 и до 15 лет. Кроме особых случаев, мы не брали старше 15 лет из-за проблем с их абсорбцией и акклиматизацией в новой стране. Первая группа детей прибыла вместе с группой НААЛЕ, чтобы не привлекать излишнего внимания. Глава правительства Ицхак Рабин и министр образования Амнон Рубинштейн приехали в аэропорт, чтобы встретить молодежь из НААЛЕ. Я еще раньше докладывал Рабину о программе. Когда он стоял на трибуне, я сказал ему: «Посмотрите туда. Вы видите эту группу малышей? Это дети-сироты». Взволнованный премьер-министр порывался подойти к ним. Но я остановил его: «Не нужно этого делать. Журналисты заметят, куда вы пошли, и начнут фотографировать, выяснять, к кому вы подошли, и назавтра сообщения об этом появятся в печати. Я обещаю вам, что, когда вы захотите, я устрою вам встречу с этими детьми. А теперь наберитесь терпения и смотрите на них издалека». Он послушался меня, и я никогда не забуду, как он вглядывался в лица этих малышей. Время от времени он расспрашивал меня об этой программе, и я, докладывая ему о том, как идут дела, видел, как его взгляд теплеет.