желтеть листья едва заметно качнулись в ответ, белые осенние паутинки медленно поплыли под темными кронами. Юный заклинатель тронул колокольчик еще раз и свет фонарей на парковой аллее стал угасать, будто кто-то пил его. Рои тусклых бабочек закружились вокруг, пританцовывая в слабом дрожащем свете. По асфальту потянулись причудливые тени, а деревья и трава застыли в неподвижности, точно нарисованные мазками черной туши. Дзонг-дзонг-дзонг… колокольчик позвякивал тихо-тихо, в воздухе запахло жасмином, и Хару принялся негромко напевать по-японски ломким слабым голосом.

– Ах! – вглядываясь в его враз заострившееся, с запавшими щеками, болезненное и в то же время торжественно-отрешенное лицо, умиленно вздохнула Вика.

– Вы этот будильник на всю ночь у нас в парке завели, ведьмы проклятущие, покоя от вас нет? – проскрипело из аллеи, и перебирая похожими на щупальца корнями, оттуда выполз… пень. Меж складками коры горела пара тусклых гнилушечных огней.

– О, твой леший, Танька, которого ты в пень засадила! – толкнула Таньку локтем Ирка.

– Приветствую духа дерева, почтеннейшего ко-даму! – Хару поднялся и низко поклонился своим фирменным японским поклоном с прижатыми к бокам локтями. – Простите недостойного ученика, потревожившего ваш покой. Поверьте, я рассчитывал на совсем иной результат, но если уж вы здесь, не будете ли вы столь любезны подсказать, не встретились ли вам здесь существа непривычного и странного для вас вида и поведения?

Пень аж присел на корни, вслушиваясь в плавно журчащую английскую речь – в пористой коре вдруг появилась дырка, похожая на приоткрытый рот.

Хару замолчал, так и замерев в почтительном поклоне.

– Во чешет, малец! – восторженно скрипнул пень. – Сразу видно, хлопчик почтительный да уважительный, даром что косенький да опосля желтухи. Так и хочется помочь, не то, что вам, охальницам. Жалко, непонятно, чего он там по своему лопочет!

– Нечисть заезжую не видал? – Танька шагнула вперед, оставив полусогнутого в поклоне Хару за спиной. Японец растерянно выпрямился. Танька грозно нависла над пнем. – Если найдешь, подумаю для тебя об условно-досрочном… лет через пятьдесят.

– Такую, что ли? – жутко мерцая своими гнилушками, спросил пень.

Ирка завертела головой, оглядываясь…

– Придурок притащил этих самых ёкаев сюда. – задирая голову, меланхолично сообщил Богдан.

– Не придирайся к парню, он старался! – возмутилась Вика.

Запрокинувший вслед за Богданом голову Хару пронзительно заорал:

– Иттан-момэн!

Прямо над ними в темном небе плыли белые тряпки, похожие на обрывки старых простыней. Одна такая «простынь» стремительно рухнула вниз, прямо на Ирку, каким-то чудом почуяв в ней предводительницу.

– Нет! – отчаянно выкрикнул Хару… и раскинув руки, кинулся между Иркой и агрессивной тряпкой.

Пущенный Иркой клубок зеленого пламени прочесал Хару по макушке, начисто «слизнув» клок волос, и разбился об парковую ограду.

– Да что ж ты под руку лезешь!

Хару подрубленным деревом рухнул на ступеньки, «простыня» свалилась ему на голову, захлестнулась вокруг шеи и принялась душить. Уронив швабру, Ирка метнулась в сторону от пикирующей на нее второй «простыни», подбросила клуб огня вверх – похоже, «простыня» тоже увернулась, ведьмовской огонь просыпался искрами на асфальт. Ирка стремительно крутанулась… Вторая «простыня» обмоталась вокруг головы Вики, туго облепив нос и рот. Ведьмочка растопырила пальцы… и прижала к обтянутому «простыней» лицу пылающие зеленым огнем ладони. Маринка врезала по атакующей ее «простыне» шваброй и запрыгала, отпихивая упорно пытающуюся обернуться вокруг ее головы ёкай. Чахлый огненный шарик, запущенный Ликой, мазнул белую ткань – или чем она была на самом деле! – по краю, «простыня» завертелась на месте, дымясь и роняя хлопья сажи. Но все больше и больше «простыней» появлялось над ними, они уже застилали небо сплошным колышущимся пологом…

Без единого звука Богдан рухнул на землю. Сверкнул серебром меч… полог из сплошных «простыней» треснул… и в разрыв заглянула луна. Призрачный рыцарь в алом плаще взвился в воздух.

– Вжжжих! – меч располосовал ближайшую «простыню» крест-накрест – из разреза на землю закапала странная, похожая на мутный клей, жидкость.

– Оуууиии! – Вика содрала с себя расползающуюся черными лохмотьями «простыню» и уже погасшими руками схватилась за челюсть. – Сама себя обжечь умудрилась!

– Хару! – Ирка подскочила к бьющемуся на земле японцу. Глаза его были безумно выкачены, язык нелепо дергался меж судорожно хватающих воздух губ, а «простыня» на его шее пульсировала, как живая змея, стискивая горло все сильнее и сильнее. На пальцах Ирки выметнулись отливающие металлом когти… и она с размаху полоснула по толстой ткани. «Простыня» затрещала, Ирка рванула ее, вспарывая еще раз. Клочья ткани посыпались наземь, а отчаянно, со всхлипом дышащий Хару вскочил, схватил Ирку за руку и поволок прочь с криком:

– Спасайтесь, Ирина-кун! Это иттан-момэн!

– Стой, ненормальный! – Ирка вкопалась пятками в асфальт.

Разогнавшийся Хару дернул изо всех сил… и от рывка чуть не свалился на нее! Обхватил Ирку обеими руками, крепко держась за нее, его лицо вдруг оказалось близко-близко… И тут же попытался снова увлечь за собой:

– Бежим, Ирина-кун! Никто, кроме божественных воинов мо-ё с мечами света, не может справиться…

Над головой вспыхнул серебряный отблеск. Хару опять запрокинул голову.

– Кто… это?

– Ё-моё! – огрызнулась Ирка. – Наше, здешнее, здухач называется! – выдернула у него руку и пошла обратно к лежащему на асфальте Богдану.

– Видели? Он ее спасать кинулся, аж два раза! – желчно процедила Маринка.

– Не видела! – зло буркнула в ответ Вика, отфыркиваясь горелыми ошметками «простыни». – Ничего, японцам можно и по две жены иметь!

– Где, дура? Разве что в аниме? – взвилась Маринка. – Хортица, тебе твоего дракона мало, всех парней захапать хочешь?

Над ними по небу пронесся здухач, гонясь за пытающейся от него удрать «простыней».

– Богдана придется оставить. – не обращая внимания на злобствующую Маринку, отрывисто бросила Ирка. – Пока он не перебьет всех этих…

– Иттан-момэн. – подсказал Хару.

– …обратно не вернется. – кивнула Ирка.

– Надо его хоть на скамейку положить. – потребовала Танька.

Ирка согласно кивнула и привычно отступила в сторону, давая единственному мужчине в компании заняться тяжелым физическим трудом. Повисла короткая пауза… Ирка обернулась. Посмотрел на лежащего на земле Богдана. На Хару – на две головы ниже и вдвое уже в плечах. И схватилась за Богдана сама. И тут подскочил сообразивший, что от него требуется Хару.

– Простите! Я… неумеха и ничтожество и все делаю не так! – его «сторона» Богдана ощутимо провисала.

– Положи Богдана на скамейку. – не глядя на него, скомандовала Ирка. И услышав воцарившуюся горестную тишину, вздохнула и сказала, словно бы в заросли кустов. – Думаю, не каждый смог бы так признать свою ошибку.

Она обернулась… и увидела сверкающую, полную благодарности и отчаянного восхищения улыбку Хару.

– Но иттан-момэн явились действительно из-за меня… – начал он.

Вылетевшие из зарослей коты разразились отчаянным мявом.

– За ними! Они