– Вы хотите, чтобы я вернулась в Киев?

– С древлянами война закончена, – улыбнулся Эльге Тородд. – И чем сражаться с Такшонем, тебе, княгиня, лучше вернуться в город и не оставлять его сиротой так надолго.

Решено было, что Эльгу до Киева проводят Судимир и Видогость, не считая трех вышгородских сотен, а все остальные завтра же тронутся к Тетереву и пойдут на юго-запад до его истока.

– А заодно по западному краю Деревов пройдемся! – сказал Острогляд.

– Что там за племя обитает? – спросил Святослав.

Он явно повеселел от мысли, что мать возвращается в Киев и он остается единственным повелителем объединенного киевского войска. При Эльге ему не удавалось почувствовать себя полновластным владыкой, над которым – только боги.

– Случане, – подсказал Лют. – Колен у них девять, а правит ими ныне Будерад, Мирогостев сын, Веленегов внук.

– Где он сидит?

– Город его Туровец, стоит на Случи.

– Далеко до него от Веленежа?

– Два дня пути. По реке вверх.

– Не пойти ли нам сразу туда? – юный князь оглядел воевод. – Сядем в Туровце, оттуда по округе будем дружины рассылать.

– Нам, княже, сперва с уграми надо переведаться, – напомнил Асмунд. – А как с ними покончим, сможем на Туровец идти и хоть до весны там прохлаждаться. А то угры объявятся, а нам до них два дня ходу – вдогон пешими за конными не побежишь.

– А они как увидят, что здесь князей нет, так все разорят под корень, что после нас цело осталось, – пробурчал Острогляд.

Святослав надменно взглянул на него:

– Здесь есть князь. Это я.

* * *

Назавтра тронулись в путь. До Тетерева войско дошло вместе, потом разделились: Эльга с Ивором и тремя вышгородскими сотнями повела полон и часть обоза в Киев, а Святослав, забрав из добычи съестные припасы, двинулся по Тетереву на юго-запад, к верховьям Случи. После разгрома собранной Володиславом рати и гибели самого князя – в доказательство ее Святослав вез с собой шлем, разрубленный в лобовой части, – сопротивления древлян ожидать более не приходилось, хотя значительная часть их земли еще оставалась непокоренной.

Эти места Лют хорошо знал: с двенадцатилетнего возраста Свенельд брал его с собой в зимние объезды земли Деревской. Вдоль Тетерева ему были хорошо знакомы все роды, гнезда и веси. Получив под начало оставшуюся при князе вышгородскую сотню Енаря Шило, Лют почти неизменно возглавлял передовой отряд. Мистина в глубине души опасался, как бы он не получил стрелу в глаз из лесной засеки, поэтому предложил пустить вперед всю сотню: по десятку всадников местные удальцы могли выстрелить с перепугу, но при виде сотни предпочтут тихо убраться с дороги.

Слухи о разгроме Искоростеня бежали впереди войска: порой кияне заставали брошенные веси и городки, порой старейшины выходили навстречу, предлагая дань и клятвы покорности. Успокоенный победой на берегах Ужа, Святослав принимал эти клятвы, разрешал старейшинам самолично потрогать полуразрубленный шлем Володислава как доказательство его гибели. Но и с покорных родов тоже брали военную дань – треть зерна, хорошую тканину, меха, свиней, птицу, нужную для прокорма дружины в пути, отроков и девиц в челядь, детей старейшин в тальбу.

– Сыновья ваши будут у моих бояр на дворах жить, год или два, а там я им позволю домой воротиться, когда им других на смену пришлют, – говорил древлянам Святослав. – А дочерей гридям в жены раздам. Чтобы помнили вы – на родню руку поднимете, свои же деды вас проклянут и боги покарают!

Наблюдая за этими переговорами, Лют примечал: на Святослава деревские отцы смотрят с трепетом большим, чем когда-то смотрели на Свенельда. Свенельда люди уважали и боялись. Но тринадцатилетний князь, которого воеводы научили держаться уверенно и произносить правильные речи, внушал почтение, замешанное на жути. Столь юный отрок не мог быть таким мудрым, а значит, через него говорят сами боги! Свенельд являлся к ним один, только с сыном и собственной дружиной, а Святослава окружали еще десять таких, как Свенельд, знатных и могущественных людей. Неудивительно, что древлянам казалось, будто сам Хорс спустился с неба и гуляет по их родным заснеженным лесам. И как солнце, нынче юный князь был милостив: приказывал жечь только те веси, откуда жители бежали и не могли дать ему дани и клятв.

Добравшись наконец до Веленежа, устроились на отдых. Здешний боярин, Перемил, даже выехал к Святославу навстречу, дабы заверить, что он весь в его воле вместе со своим городом и родом. Здесь была середина пути ради сбора дани, Свенельд всякий год отдыхал с дружиной в Веленеже, прежде чем через Случь и Припять двинуться обратно. На эту дружбу Перемил теперь ссылался, прося Мистину и Люта защитить его край от разорения.

– Чадь моя вся дома! – говорил он. – Мы против вас не сражались, крови киян не проливали. Дам князю какую хочет дань, и таль дам, только пусть смилуется.

Как и многие деревские городки, Веленеж стоял на высоком мысу над рекой, с двух сторон защищенный крутыми склонами, ручьями и оврагами, а со стороны берега огражденный валом и рвом. Внутри разместился Святослав с приближенными и кое-кто из воевод, прочие встали в десятке окрестных весей, составлявших веленежское гнездо. Об уграх, к облегчению киян, здесь пока не слышали, хотя и знали, что Володислав ждет их на помощь: по пути к уграм и обратно княжий посланец, боярин Житина, останавливался здесь.

Устроившись и выслав дозоры на юго-запад, чтобы вовремя заметили приближение угров, воеводы вспомнили о случанах и их князе Будераде.

– Где он сам? – спросил Асмунд Перемила. – У Володислава в войске был?

– Не был он в войске. В Туровце у себя и сидит. Еще когда по осени Володислав вече собирал, Будята против войны речи держал. Что надо было, дескать, после стравы Ингоревой у Эльги мира просить, как княгиня советовала, – он имел в виду Предславу, – да тамошние, ужанские бояре и князь сам слушать не стали.

– А ты что же на страве не был? – усмехнулся Мистина.

– Слава чурам, далеко нам до Малина! – с явным пониманием счастья этого обстоятельства, сохранившего ему жизнь, ответил Перемил. – Мы и про страву, и про сватовство Маломирово узнали только после… когда уж избоище то совершилось.

Люта здесь поджидала новость – и преподнес ему ее Евлад, собственный его давний спутник и доверенный человек Свенельда.

– Свенельдич, а воевода делился с тобой замыслом насчет… – обратился он однажды к Мистине, кивая на Люта.

– Каким еще замыслом?

– Видишь вон ту деву? – Евлад показал на девушку, с кувшином пива обходившую бояр за столом в просторной Перемиловой избе.

– Это же Перемилова дочь? – сообразил Мистина.

Одета девушка была как все: в беленую сорочку, полосатую плахту, пышный стан туго перетягивал красивый тканый пояс. Но проволочные колечки с желтыми бусинами на очелье и маленькая снизка зеленых мелких бусин на шее отличали ее от простых девок из челяди.