“У нас было всего несколько часов”, – подумала Алессандра и еще тесней придвинулась к Антонио в постели, всем телом ощутила теплоту его гладкой кожи. Казалось, он весь состоит из мышц и сухожилий, но до чего же нежными были его руки, когда он ласкал и гладил ее. Она ощутила сладостный озноб при этом воспоминании. Глаза их встретились.

– Неужели нервничаешь? – спросил он ее с мрачной улыбкой. – Я и представить не мог…

Это было правдой. Она ощущала странную внутреннюю дрожь, беспокойство, смешанное с томлением. Никогда прежде Алессандра не чувствовала себя еще такой беззащитной.

– Не то что нервничаю… Просто подумала, что спрятаться от тебя не могу. Словно ты смотришь в самую мою душу. И видишь там все, видишь, какая я есть на самом деле.

– Наверное, потому, что с тобой я и сам скинул маску. – Антонио коснулся ее губ кончиками пальцев, затем придвинулся еще ближе и крепко поцеловал. Довольно долгое время оба они молчали, общались друг с другом лишь прикосновениями рук, движениями переплетенных ног.

– Ты какая-то очень тихая, – заметил Антонио.

Алессандра нежно дотронулась до его щеки.

– Просто боюсь, что не увижу тебя снова… после всего того, что между нами было.

– Теперь не время думать об этом.

– Ты ведь скоро уйдешь?

– Останусь сколько понадобится, чтобы помочь тебе выбраться из Венеции.

– А после?…

– Не знаю. Чувствую, что моим присутствием подвергаю тебя опасности.

– Не верю, ерунда все это.

– За нами наверняка охотятся люди Бедмара. Что, если я не смогу спасти тебя?

– Тогда я спасу тебя. Ты должен ехать со мной в Падую.

– Там видно будет, – сказал он и снова впился ей в губы долгим поцелуем.

Она не знала, каким могущественным может быть влечение полов, не знала, что это означает полное обладание не только телом, но и сердцем и душой другого человека. Впервые за все время Алессандра поняла, какую дистанцию держала между собой и всеми своими любовниками, как старалась скрывать истинные свои чувства. Только теперь она могла не таиться, только теперь поняла, как мало значили для нее прежние мужчины. Ведь они никогда не затрагивали ее душу.

Она взглянула на Антонио сверху вниз. В тусклом утреннем свете лицо его казалось моложе, глаза стали особенно выразительными, темными, словно говорящими. Ей так хотелось сказать ему, что с ним у нее все иначе, совсем не то что с другими, но слова не шли, она целиком отдалась головокружительным ощущениям.

Руки Антонио крепко сжимали ее бедра, впивались в ее плоть. И хотя он находился снизу, мог передвигать ее как хотел, как оба они хотели, навязывали ей неумолимый сладостный ритм, в котором она словно растворялась вся без остатка. Она испустила тихий сладострастный стон. Соски ее затвердели. И Алессандра испытала неукротимое желание потереться ими о грудь Антонио. Она прижалась к нему, чтобы ощутить под собой все его тело, уткнулась лицом в плечо.

– Нет. – Он бережно приподнял ее снова. – Хочу смотреть на тебя, хочу видеть твое лицо в тот момент…

И он начал нежно ласкать ее груди, потом мимолетно коснулся сосков, словно угадал ее желание. Она ощутила острое наслаждение. А рука Антонио меж тем спускалась все ниже, гладила ее живот, бедра, затем он слегка надавил указательным пальцем на бугорок между ее ног.

Она вскрикнула и изогнулась – первый спазм пронзил все ее тело, заставил содрогнуться с такой силой, что показалось: вот-вот она разорвется пополам. Она забормотала что-то несвязное. Потом услышала свой стон и закрыла глаза.

– Посмотри на меня, – тихим хриплым голосом приказал Антонио.

Алессандра открыла глаза и поймала на себе его пронизывающий взгляд, тело ее продолжала сотрясать дрожь, она не могла унять ее, не могла контролировать. По его лицу пробежала тень, дыхание участилось, он шумно хватал ртом воздух. Затем притянул ее к себе с такой силой, что вонзился, казалось, в самую ее глубину, потом еще глубже и еще. Алессандра почувствовала, что отвечает ему со все нарастающей неукротимой силой и страстью, которую он пробудил в ней.

Вот Антонио оторвал голову от подушки, изогнулся, подался к ней всем телом, развернулся, точно в нем находилась невидимая глазу пружина. И с губ его сорвался низкий стон, исходивший, казалось, из самых глубин его души. Он так крепко вжался в ее бедра, что она едва не задохнулась, и вдруг почувствовала, как он пульсирует внутри ее, как обволакивает все ее нутро теплая жидкость. Затем он испустил сдавленный крик и откинулся назад, но не покинул ее тела, продолжал входить в него все глубже и глубже. Пока всю ее вновь не начала сотрясать сладострастная дрожь.

Она упала на него, ощутила, как руки Антонио крепко сжимают ее плечи, дыхание их смешивалось, сердца бешено колотились. Антонио нежно поглаживал ее по волосам.

– Любовь моя, – еле слышно прошептал он. – О, моя любовь…

В камине, что находился напротив, обгоревшее полено обрушилось в пепел, затрещали искры, тонкие языки пламени двигались, отбрасывали тени на стены. Скоро тени эти исчезнут и наступит утро. Алессандра крепко прижимала к себе Антонио, стремясь запомнить каждую деталь, каждую мелочь: запах его кожи, прикосновения рук, шершавое прикосновение к лицу небритой щеки, теплые губы на своих губах. Даже теперь, в наступившем после экстаза ощущении полного покоя и удовлетворенности, ее не оставляла мысль о “львиной пасти”. Она знала, чувствовала, пасть ждет их, широко ощеренная, черная, безжалостная, глубокая, как пещера, готовая поглотить их обоих.

4 марта 1618 года

Алессандра сидела в гондоле рядом с Бьянкой и чувствовала, как та дрожит всем телом. Они медленно продвигались по затянутому туманной дымкой каналу. Погода настолько испортилась, что пришлось зажечь фонарь, в гондоле их было несколько, но у всех остальных отсырели фитили. В молочной пелене различались какие-то неясные фигуры самых причудливых и неестественных очертаний; по мере приближения они обретали более отчетливые формы и оказывались то длинным веслом, то изогнутым носом другой гондолы, то ухмыляющейся горгульей, украшающей свод каменного моста. Даже силуэт Паоло, стоявшего на корме всего в нескольких футах за спиной Алессандры, казался неясным и размытым, а плеск весла, которым он равномерно греб, приглушенным.

– Слишком уж тихо, – испуганно прошептала Бьянка. – Ведь теперь карнавал, он должен продлиться еще несколько дней. Почему люди не празднуют?

– Туман, – лаконично отозвалась Алессандра.

Но и ей тоже казалось все это странным, и по какой-то неясной ей самой причине она ответила Бьянке шепотом.

Нико с Антонио отплыли первыми, забрав больший из двух сундуков. Направлялись они к пустующему дому кузины Алессандры в Сан-Поло. Там было решено отсидеться до тех пор, пока не удастся нанять баржу, на которой они собирались переправиться в Маргеру.