Через полтора месяца после того концерта, 15 августа 1990 года на прибалтийской трассе встречный „Икарус“ поставит точку в земной части его пути. 26 лет назад… Где ты теперь, Странник?

* * *

Тогда, в те дни, мой мир подростка был взорван бесповоротно. Недоросль подсознательно искал объект, чтоб сотворить себе кумира, и – нашел. На два года я погряз в тотальной „киномании“. Упросил маму купить мне черные джинсы и куртку (и чтоб вы поняли всю тяжесть патологии, я категорически отказывался снимать эту униформу даже в 40-градусную жару), отрастил волосы, обзавелся всякого рода напульсниками, ходил, закидывая вверх голову и выпячивая подбородок.

И да – в городе Ульяновске подобный внешний вид вызывал только один вопрос: „Вы еще живы, господин Де Жюссак?“ Районные гопники были настолько фраппированы сим вызывающим поведением, что даже не трогали. „Сумасшедший, что возьмешь…“ Одноклассники косились также без особого одобрения. Я был, мягко говоря, не в тренде. Как теперь понимаю, аутсайдерство тоже было частью образа.

В музыкальных ларьках мой вопрос: „Кино“ есть?“ встречал недоуменное хмыкание. Сейчас сложно представить, но в тот период на малой родине В. И. Ленина можно было с легкостью достать полное собрание сочинений М. Круга или „Руки вверх“, но не Цоя. Цоя в продаже не было. Ни в каком виде. Вообще. (В 1999 году мы переезжаем в Саратов – и вот тут у меня случается культурный шок: любой альбом „Кино“ имелся в наличии на любой трамвайной остановке.)

И примерно в тот же период я решаю осваивать игру на гитаре. Это смешно, наивно, примитивно, как угодно. Да, я хотел быть „новым последним героем с красивой гитарой в руках“. И первая песня, которую я освоил, была – угадайте с трех раз? Правильно, конечно. „Звезда по имени Солнце“.

* * *

Прошло больше 15 лет, мишура отвалилась. Я перестал ходить в черном 365 дней в году и признал такую форму одежды, как шорты. (До определенного момента в образ рок-героя они не вписывались никак.) Однако сегодня в моем плеере по-прежнему в одной куче с классикой, джазом, британским роком, оперой и блюзом красуются несколько любимых песен Виктора Цоя. И несмотря на уже неслабый музыкальный опыт (8 лет работы в разных музыкальных коллективах, где пришлось поиграть всего подряд – от Deep Purple до Maroon 5), я по-прежнему не понимаю, как эти песни сделаны. Как этому парню удается при всей простоте формы, аранжировки, при всей элементарности гармонии, ритма и слога по-прежнему хватать за горло, выдергивать из сиюминутных мыслей, заставлять остановиться и… слушать, слушать, слушать. И молчать. И думать. Как прекрасно, что в мире достаточно того, что невозможно назвать и определить…

P. S. Я не хочу даже начинать разговор о том, „а что было бы, если бы Виктор Цой дожил до наших дней“. Не люблю сослагательного наклонения. Не знаю. Все произошло так, как произошло. Вселенная пишет свой сценарий. В нем все правильно.

И под занавес – моя любимая песня „Кино“, что в наши дни, в стране „спящих сердец и запертых глаз“ звучит очень, мягко говоря, своевременно. И страшно. Видимо, прав был один мудрый человек, написав, что Цой, как и все гении, писал не из прошлого.

А из будущего».[403]

Когда все было готово ко сну, то есть зубы вычищены, необходимые части тела вымыты, и одежда бесформенным образом лежала на стуле около кровати, Он лег поверх одеяла и вдруг задал себе вопрос.

– Что у меня есть? У меня есть Дело, – начал размышлять Он. – И есть люди, которые помогают мне, хотят они того или нет, и люди, которые мешают мне, так же хотят они того или нет. И я благодарен им и делаю это Дело для них, ведь им приятно смотреть, как я делаю Дело. С другой стороны, мне это (а) (работа) тоже доставляет жгучее удовольствие. Означает ли это подобие какой-то гармонии между мной и людьми (миром)? Видимо, да, но только в этой области, так как во всех других областях этой гармонии нет. Это (уже) точно. Иначе не было бы так трудно просыпаться по утрам, не было бы ощущения безысходности из некоторых ситуаций, и мысли о смерти и вечности, вместо того чтобы повергать в депрессию, принимались бы легко и спокойно.

Однако идея отказа от соблазнов и удовольствий, рекомендуемая Востоком, не находила в нем (в его сердце) отклика, потому что была как-то невыносимо скучна и проста. Ему вообще казалось весьма нелепым тратить всю жизнь на то, чтобы привести себя в состояние полного безразличия к ней. Напротив, Он был уверен, что в удовольствиях отказывать себе не следует и что заложенная в Нем духовная программа сама разберется, что хорошо, что плохо, а что нормально. Он посмотрел в окно, и огоньки еще не погасших окон показались Ему искрами сигарет в руках рабочих, идущих в ночную смену. Захотелось курить. Подумав, что же все-таки сильнее – лень или желание, – Он встал, сунул ноги в тапки, набросил халат и отправился на кухню. Закурив, Он некоторое время сидел нога на ногу и внимательно смотрел на дым папиросы.

Со стороны мундштука дым шел слегка желтоватый, а с другой – синеватый. Переплетаясь, дым тягуче поднимался вверх и рассеивался у (венти…) закопченной вентиляционной решетки. И тут Он поймал себя на мысли, что минуту назад вообще ни о чем не думал, а был всецело поглощен созерцанием поднимающегося вверх дыма.

Эта мысль позабавила его, и он подумал, что как раз в этот неуловимый момент и находился в состоянии полной гармонии с миром, но потом он вдруг (поду…) вспомнил, что скоро весна и что нужно (купить) достать где-то денег и купить не особенно промокающую (весеннюю) обувь, так как старая протянет от силы недели две.

Докурив и коротко зевнув, Он немного подался корпусом назад, отчего на груди Его, под левым соском, образовался проем с мягкими округлыми краями. Глубоко погрузив туда руку, Он осторожно достал свое сердце, которое лежало там как в мягко выстеленном птичьем гнезде, и, немного подышав на него, положил на холодильник и прикрыл полотенцем. Сгибаясь обратно, он не заметил, как в проем перед самым смыканием краев залетел мотылек. Запахнув на груди халат, он встал, потянулся и пошел спать. Уже засыпая, Он услышал, как за стеной зазвонил будильник.

Проснулся Он от занудно крутящейся в мозгу строчки: Ты, семь, восемь, Ты, семь, восемь. Вскочив с постели, Он, шатаясь, пошел в туалет и потом (зайдя) по пути в ванную его настиг приступ рвоты. Перегнувшись через эмалированный край, Он засунул в рот два пальца и вдруг почувствовал, как под пальцами что-то (ползет) шевелится.