полными ароматных яств блюдами его глаза заволокло печалью.

– Лисипп, друг мой… Эти юноши превратились в прах, и их голые кости лежат в земле, но ты, ты уловишь их трепетную душу, поймаешь ее в воздухе, прежде чем она пропадет совсем, и навеки запечатлеешь в бронзе!

Он встал и подошел к окну, выходящему на залив, который сверкал под лучами южного солнца. Все остальные ели, пили и веселились, разогретые вином. Лисипп приблизился к Александру.

– Двадцать шесть конных статуй… – говорил царь. – Турма Александра у Граника. Должна быть воспроизведена неистовость конских ног и мощных спин, ртов, открытых в воинственном крике, рук, грозно потрясающих мечом и копьем. Ты понимаешь меня, Лисипп? Понимаешь, что я хочу сказать? Монумент будет установлен в Македонии и останется там навеки на память об этих юношах, которые отдали жизнь за нашу страну, презрев тусклое, бесславное существование. Я хочу, чтобы ты отлил в бронзе твою собственную жизненную силу, чтобы твое произведение стало величайшим чудом, какое только видели в мире. Люди, проходящие перед монументом, должны трепетать от восхищения и ужаса, как сами эти всадники перед атакой, будто это их собственные рты раскрылись в крике, летящем за пределы смерти, за пределы мрачного Аида, откуда никто никогда не возвращался.

Лисипп смотрел на него, онемев от изумления, его огромные мозолистые руки безжизненно повисли.

Александр сжал их:

– Эти руки могут создать чудо, я знаю. Нет задачи, с которой ты бы не мог справиться, если захочешь. Ты такой же, как я, Лисипп, и потому никакой другой скульптор никогда не сможет сделать статую с меня. Ты знаешь, что сказал Аристотель в день, когда ты закончил мой первый скульптурный портрет в нашем уединении в Миезе? Он сказал: «Если бог есть, у него руки Лисиппа». Так ты изобразишь в бронзе моих павших товарищей? Ты сделаешь это?

– Сделаю, Александр, и это творение повергнет мир в изумление. Клянусь.

Александр кивнул и пристально посмотрел на него взглядом, полным любви и восхищения.

– А теперь пошли к столам, – проговорил он, беря скульптора под руку. – Поешь чего-нибудь.

Глава 11

На следующий день с большой свитой рабов, прекрасных женщин и девушек прибыл Апеллес. Он был в высшей мере изящен и несколько эксцентричен в своих ярких одеждах и с ожерельем из янтаря и ляпис-лазури на шее. Ходили слухи, что Теофраст написал сатирическую книжку, озаглавив ее «Характеры», и что именно Апеллес вдохновил его на человеческий тип выскочки, всячески старающегося привлечь к себе внимание.

Александр принял художника, пришедшего вместе с прекраснейшей Кампаспой, в своих личных апартаментах. Кампаспа все еще носила пеплос молодой девушки – единственный способ не прятать роскошные плечи и великолепную грудь.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Апеллес, и так же рад, что красота Кампаспы по-прежнему служит для тебя источником вдохновения. Привилегия немногих – жить с такой музой.

Кампаспа зарделась и подошла поцеловать ему руку, но Александр распахнул объятия и прижал ее к себе.

– Твои объятия, как всегда, крепки, государь, – шепнула она ему на ухо тоном, который разбудил бы чувства и в трехдневном покойнике.

– У меня и кое-что другое не менее крепко, если ты еще не забыла, – прошептал он в ответ.

Апеллес смущенно кашлянул и проговорил:

– Государь, этот портрет должен стать шедевром, достойным пережить века. Или, точнее, портреты, так как я хочу написать два.

– Два? – переспросил Александр.

– Разумеется, если ты согласен.

– Сначала послушаем.

– Первый должен изображать тебя стоящим, когда ты, подобно Зевсу, мечешь молнии. Рядом орел, который также является одним из символов династии Аргеадов.

Царь с сомнением покачал головой.

– Государь, я хотел сообщить тебе, что и Парменион, и Евмен единодушны во мнении, что тебя следует изобразить именно в таком виде, особенно для воздействия на твоих азиатских подданных.

– Ну, если они так говорят… А другой?

– На другом ты будешь верхом на Буцефале с копьем в руке мчаться в атаку. Это будет незабываемо, уверяю тебя.

Кампаспа негромко хихикнула.

– В чем дело? – спросил Апеллес с плохо скрытой тревогой.

– Я подумала о третьем портрете.

– О каком? – спросил Александр. – Двух недостаточно? Я не могу провести остаток жизни, позируя Апеллесу.

– На этом ты будешь не один, – объяснила девушка и снова хихикнула, еще более лукаво. – Я подумала о портрете с двумя фигурами, где царь Александр изображен в образе бога Ареса, отдыхающего после битвы. Его доспехи разбросаны по прекрасному, заросшему цветами лугу… А я бы могла стать ублажающей его Афродитой. Знаешь, что-нибудь вроде той картины, что ты писал в доме того греческого полководца… как его?

Апеллес побледнел и исподтишка толкнул ее локтем:

– Пошли, у царя нет времени для всех этих портретов. Двух хватит с лихвой, верно, государь?

– Именно, мой друг, именно с лихвой. А теперь извините меня: Евмен заполнил весь мой день делами. Я готов позировать тебе перед ужином. Реши сам, с какого сюжета начнешь. Если верхом, то приготовь деревянного коня: вряд ли у Буцефала хватит терпения позировать, даже перед великим Апеллесом.

Художник с поклоном удалился, утащив за собой неохотно плетущуюся модель, и Александр еще долго слышал ее ворчание, пока они удалялись по коридору.

Вскоре Евмен представил новых посетителей – десять местных племенных вождей, которые, узнав о смене хозяина, пришли выразить свою покорность.

Александр встал и, выйдя им навстречу, горячо пожал каждому руку.

– Чего они просят? – спросил он у толмача.

– Они хотят знать, чего ты хочешь от них.

– Ничего.

– Ничего? – озадаченно переспросил толмач.

– Они могут вернуться по домам и жить в мире, как раньше.

Один из вождей, видимо глава делегации, что-то прошептал на ухо толмачу.

– Что он говорит?

– Он говорит: «А налоги?»

– О, что касается налогов, – с готовностью вмешался Евмен, – они остаются прежними. У нас тоже есть расходы, и…

– Евмен, прошу тебя, – прервал его Александр. – Не нужно вдаваться в излишние подробности.

Племенные вожди немного посовещались между собой, после чего заявили, что очень довольны; они пожелали могущественному господину всяческих благ и поблагодарили его за благосклонность.

– Спроси, не желают ли они остаться на ужин, – сказал Александр.

Толмач перевел.

– И что?

– Они благодарят за приглашение, государь, но отвечают, что путь их долгий, а им нужно домой – доить коров, помогать кобылам ожеребиться и…

– Понятно, – прервал его Евмен. – Неотложные государственные дела.

– Поблагодари их за визит, – завершил беседу Александр, – и не забудь дать им щедрые подарки в знак нашего гостеприимства.

– Какие подарки?

– Не знаю. Оружие, одежды – что найдешь нужным, но не отпускай с пустыми руками. Это патриархальный народ, и они ценят хорошие обычаи.