тишину. Если танцы все же продолжались после 11 вечера, то со всех этажей к ним приходили служанки и жаловались:

— Вы беспокоите! У моей госпожи мигрень.

Даргомыжский рассказывал об одном из таких балов у Глинки, который устраивали в честь празднования Нового, 1845 года.

«Милые ученицы его, с примесью некоторых возвратившихся из Петербурга маскарадных француженок, возвратившихся из Петербурга, выпили с нами пуншику и шампанского. Танцы были очень анимированы (от французского animé — оживленный, одушевленный. — Е. Л.). Кавалеры были большею частью пожилые русские господа… Пожилые люди с деньгами наслаждаются в Париже, как боги на Олимпе. Француженки уверяют их, что они в самой лучшей поре жизни, разоденут их в лаковые сапоги, модное платье, напялят на руки белые перчатки и таскают их по кофейнам и театрам»[488]. В это поверил, видимо, и Глинка, который позже будет рассказывать о прелестях холостяцкой жизни мужчины в летах. На вечере танцевали русскую пляску, и все разошлись уже в 2 часа ночи.

Глинка сблизился с 22-летней актрисой Аделиной. Она не была красавицей, как вспоминал Глинка, но обладала шармом. Производило впечатление неуловимым выражением глаз и улыбкой. Глинка отмечал ее стройность, тонкую талию и вкус в манере одеваться. В ее обращении с людьми было много достоинства и такта. К концу декабря 1844 года Аделина призналась в ответном чувстве. Глинка стал часто бывать у нее: они вместе обедали и потом мило беседовали вплоть до позднего вечера. Она жила с матерью и маленькой дочкой. Аделина продолжала учиться актерскому мастерству, а русский композитор учил ее петь, как и несколько других француженок.

Глинка был доволен таким образом жизни.

Неоднократно он сообщал своим родственникам и друзьям:

— Вы не поверите. Я остепенился! Отвык от вина, разгульной жизни. Отвык от неряшества. Каждый день я не только опрятно одет, но и причесан каждый день[489]. На внешний вид здесь обращают большое внимание.

Сохранился портрет композитора, сделанный в Париже[490]. Сам Глинка высоко ценил его за сходство. Перед нами стройный мужчина, хорошо одетый, с модной укладкой и подвитыми волосами. Бакенбарды и усики тонко подстрижены по последней парижской моде. Он — серьезный, сосредоточенный, уверенный в себе маэстро. В руках — свиток нот, чтобы зритель сразу мог определить род деятельности героя.

В это время года жизнь в Париже все дорожала. Глинка опять посылал матушке бесконечные просьбы о повышении своего содержания. Уже в январе 1845 года он сообщал с грустью: «Париж — бездонная пропасть»[491].

Прожив более полугода в Париже, он все еще не мог устроить свои артистические дела. В октябре 1844 года он познакомился с известным композитором Даниэлем Обером, директором местной консерватории, но какой-либо дальнейшей протекции от него не последовало. В салонах он прослыл хорошим музыкантом, но того успеха, как, например, Шопен, он не получил. Теперь Глинка мечтал об общественном концерте, чтобы его музыка звучала для широкой публики.

Мечты об Испании

Глинка надеялся, что в Париже ему поможет Лист, но встретиться с известным другом в столице искусства ему не удалось. Лист уехал в Испанию на гастроли{421}. Его возвращения ожидали в марте — апреле 1845 года, но в конце апреля в прессе появилось сообщение, что он едет в Германию, а оттуда в конце июня в Англию. Эта новость поразила Глинку, ведь это означало, что поддержку в профессиональных музыкальных кругах он так и не получит в ближайшее время. Он ощущал разочарование: венгерский пианист во всем его опережает — он смог завоевать музыкальный Париж и теперь наслаждается загадочной Испанией, о которой Глинка уже давно мечтал.

Надо заметить, что в это время как раз наблюдался повышенный интерес к родине Сервантеса среди многих художников-романтиков. В России знали о сочинениях Проспера Мериме — его «Письмах из Испании» и «Кармен». Об этой стране писали Теофиль Готье, Виктор Гюго, посетить эту страну собирались известный скрипач-виртуоз Уле Булль и знаменитый Александр Дюма{422}. В России тоже сложилась испанская мода, хотя мало кто из русских бывал в этой стране. Романтическая русская Испания рисуется в стихотворениях Пушкина и его «Каменном госте», были написаны «испанские» романсы Верстовского, Виельгорского. В кругу Глинки читали и обсуждали драму Шиллера «Дон Карлос». Надо заметить, что многие популярные оперные сюжеты разворачиваются в Испании: в Севилье XVIII века живет «Севильский цирюльник» Россини, Дон Жуан Моцарта разгуливает по Севилье в середине XVII века, «опера спасения» «Фиделио» Бетховена также происходит в Испании XVII века. Сам Глинка уже опробовал испанский музыкальный стиль, сложившийся в профессиональной европейской музыке. Он написал несколько романсов в жанре болеро{423} и испанскую серенаду «Ночной зефир», имевших успех в гостиных Петербурга. Испанский романс «Победитель» на стихи Жуковского был сочинен еще в Италии. Желание поехать вслед за Листом оказалось столь сильным, что он немедленно написал матушке об этом. Та категорически ответила «нет».

Друзья подшучивали над ним:

— Матушка боится тебя, Мишель, отпускать. И совершенно права. Всем известно, что мужья там очень ревнивые. И всем известно, что ты неравнодушен к хорошеньким женщинам. Тебя же там убьют или покалечат[492].

Байки о ревнивых испанцах пересказывались в салонах. В «Северной пчеле», как раз в том номере, в котором публику извещали о премьере «Руслана и Людмилы», рядом, на первой полосе, был помещен рассказ об испанских нравах — о проверках, которые ревнивые мужчины устраивают своим возлюбленным[493].

Однако беспокойства матери были связаны, видимо, в первую очередь с политической обстановкой в этой стране, где шла борьба за власть. Но Глинка убеждал ее, что междоусобные войны, которые вели приверженцы королевы-регентши Марии-Кристины и генерала Эспартеро, уже утихли. Многие его знакомые — Лист, певец Иванов — жили там спокойно.

Чтобы убедить матушку в необходимости поездки в Испанию, композитор посылал ей одно за другим письма с жалобами на парижскую жизнь. Зимой ему теперь кажется слишком холодно, квартирки плохо отапливались. К декабрю французы стали казаться ему слишком расчетливыми и эгоистичными.

Не теряя времени, он решил учить испанский язык. Как и прежде, Глинка стал брать уроки у самого лучшего учителя{424}. Русский композитор погрузился в мир испанского языка, занимаясь по пять-шесть часов в день. Он вывел для себя эффективный способ обучения. Получив первые знания, он взялся сразу за перевод «Жиля Блаза» французского писателя Алена Рене Лесажа на испанский язык{425}. К каждому уроку он переводил отрывки из него, учитель исправлял ошибки, и Глинка переписывал правильный вариант. Затем все это декламировалось несколько раз. Параллельно с переводом Глинка стал читать известный ему роман «Дон Кихот» в оригинале. Вскоре русский композитор уже понимал испанскую речь и немного говорил на новом языке.

Хотя матушка еще не