Краля великолепно знала лошадей, умела говорить на их языке и лечить их болезни. Когда кому-то из деревенских надо было купить коня, звали ее. Обойдя ярмарку и выбрав подходящего, Краля гладила его, ласкала, тут же объясняя, что хозяин, для которого она его присмотрела, человек хороший, обращаться с ним будет достойно, но и работы требовать много. Конь, вскидывая головой, мог согласиться, и тогда дело слаживалось. Если же нет, Краля шла искать другого.

В Москве был всего ничего, меньше недели.

Видел только маму, тетю Веронику и Соню. В Лубянский архив не пустили. Отцовский сослуживец скончался, и окошко захлопнулось. Впрочем, я не жалею. Во многих знаниях многие печали.

На обратном пути снова был в Вольске у Таты. Тьфу-тьфу чтоб не сглазить, она в хорошей форме. Всё сама. Хозяйство почти что натуральное. Но дом – полная чаша. На зиму заготовлено столько всего, что и Пульхерия Ивановна бы позавидовала. Архив мой постепенно перекочевывает в Казахстан. Забрал еще пять папок.

Кормчий часто повторяет, что, соединив в себе небо и землю, Богоматерь стала для нас лестницей Иакова.

Христос – Сын Божий и есть Новый Завет, данный нам во Спасение. Оттого Богородицу кормчий почитает и за Святую Скинию.

По преданию, среди прочих завесу для Святая Святых ткала воспитывавшаяся при Храме Дева Мария. И вот однажды с неба раздался гром, и ткань с треском разорвалась, навсегда смешав небесное с тварным. Кормчий соглашается, что это было первое благовещенье, свидетельство скорого сошествия в мир Богочеловека, Спасителя.

Воды Красного моря расступились, разорвались, как занавес в Святая Святых.

Я спросил кормчего, не был ли Евангельский рассказ о завесе Святая Святых, разорвавшейся перед рождением Иисуса Христа, и слова Самого Сына Божия о скором разрушении земного Храма двумя пророчествами о грядущем Страшном Суде и спасении праведных, о Небесном Иерусалиме, в котором уже вот-вот верные едино и неделимо вознесут Господу Осанну. Он ответил, что нет – время Страшного Суда тогда еще не пришло, и повторил, что то было пророчество о близком и спасительном Исходе в мир Божественного присутствия.

В христианстве и сейчас велик зазор между верой последних времен, скорого конца и обычной жизнью, в которой надо пахать землю, рожать и воспитывать детей. Чтобы совместить, удержать в себе одно и другое, требуется много усилий – но хотя мостки непрочны, опыт с этим жить, из этого строить спасителен.

Работаю на коммунизм, но часто в чертежной сижу и думаю, как соотнести обычную жизнь с ее рывками и остановками (передышками) с надмирной историей. Та, в сущности, рядом, только, как мираж в пустыне, чуть приподнята над горизонтом. Несомненно, дорога к Богу есть путь отсюда туда, но, сколько ни исхитряюсь, сколько ни порчу ватмана, прочертить не удается.

Конечно, Исход – часть путаного пути к Богу. Но и изгнание, рассеянье тоже его законная часть. Египтяне и вавилоняне, греки и римляне – все в свой черед считали, что, будто Антея, стоит евреев оторвать от Святой Земли, сделать беженцами, скитающимися меж двор изгоями – и они ослабеют. Никому не нужные, неприкаянные, будут забыты всеми, в том числе и собственным Богом. Жестоковыйные даже для Господа, евреи были отличны от других, как инородное тело разрушали общий строй, его единообразие. Но не было ли в этом «исходе из ряда вон» протеста, несогласия с тем, что грех живуч оттого, что мир несовершенен и Господь не всеблаг? А тогда какой Он, Господь?

Кормчий говорит, что история разворачивает веру, толкует ее и объясняет. Вне истории, вне пути из Египта в Землю Обетованную вера, будто дождь в пустыне, сразу уходит в песок. В этом и есть смысл жизни человека. Он примеряет на себя всё добро и всё зло, какие есть в мире, испытывает их и платит полную цену.

В христианстве много готовности спрямить этот путь. Ради возвращения к Господу отказаться от истории, от всего, даже от семи дней творения и мира, который был тогда создан.

Казна веры, копившаяся в Земле Обетованной, была расхищена. Сначала Вавилоном и Египтом, потом Римом.

Когда Тит разрушил плотину, которой избранный народ огородил себя от остальных, вера захлестнула мир, будто воды Потопа.

Святослав считает христианство исходом веры из Земли Обетованной, ее возвращением в Египет.

Всё важное рождается на стыке сред. Христианство соединило веру евреев с убеждением греков, что вера евреев богопротивна.

Возможно, линия раздела не Христос, не Сын Божий, в которого одни уверовали и пошли за Ним, другие же не признали за мессию. Те, кто покинул народ после Голгофы, ушли во исполнение синайского обетования Господа: «И станете вы народом священников», семенем Аарона – когенами для других племен и языков.

За неделю перед тем, как сесть в поезд, чтобы ехать ко мне в Казахстан, Соня, извиняясь, написала, что уже не та, какой я ее помню, – бедра опали, живот сделался мягок и рыхл.

Перед приездом Сони в Казахстан мы, договариваясь о прошлом, согласились, что сами ничего не выбирали и не решали, как получилось, так и получилось. Сказали друг другу, что никого ни в чем не виним, принимаем всё с кротостью и смирением.

Приехав сюда, Соня сделалась груба, язвительна. По недавним письмам я и представить не мог, что она будет так себя вести. Шутит она зло, и это не может не коробить. Мы втроем – она, я и навьюченный хурджанами козел – стоим на краю воронки. Дальше вниз – узкая обрывистая тропа, и хоть я иду не первый раз, бояться есть чего. И вот сегодня, вместо того чтобы меня поддержать, Соня решила поиздеваться. Спрашивает, кто из нас двоих (меня и козла) Вергилий, а кто Дант. Она, конечно же, Беатриче, которая, когда придет время, спасет, выведет возлюбленного из ада. Круг за кругом вознесет к престолу Господню, где нет ничего, кроме сияния праведности. Объясняет, что козел – невинная жертва, почему он должен отвечать за чужие грехи – никому не известно, а я наймит, без которого злое дело не совершилось бы. Чтобы досадить еще больше, обнимает козла за шею и плачет, жалеет его.