понимать худших из людей, ставить себя на их место, упреждать и преследовать.

Людивина поняла, что в мире редко, но встречаются представители этого удивительного вида. Хищные охотники на хищников.

Мужчина протянул ей руку.

И представился по-английски:

– My name is Joshua Brolin[15].

68

Над долиной, раскинув коричневые крылья и скользя по воздушным потокам, с завораживающей грацией кружила хищная птица.

Постепенно сужая круги.

Людивина сидела на скалистом выступе над горным склоном и не сводила с хищника глаз. Внизу в лучах весеннего солнца сменяли друг друга луга и хвойные перелески. Зато противоположная стена гор оставалась в тени. Огромные серые скалы, могучие валуны застыли над долиной в каком-то шатком равновесии. Заснеженные пики и головокружительные вершины, казалось, принадлежали уже иному миру – миру вечного холода, древних неведомых ветров, угадываемых лишь по следам пороши далеко-далеко наверху.

Свет и тень.

В природе и в человеке.

Где-то рядом загудела пчела, кружась вокруг Людивины, а потом полетела к островкам ярко-синей горечавки.

Молодая женщина ощущала такое спокойствие, какое ей редко удавалось почувствовать раньше. Почти медитативную тишину.

Она увидела собственную смерть, и это навсегда изменило ее. Она узнала, что значит утратить надежду. Ей не скоро удалось выбраться из пропасти. Чтобы снова жить.

Сначала она думала, что победа в Валь-Сегонде окажет на нее благотворное, эйфорическое воздействие, но реальность оказалась сильнее. И все пошло совсем не так. Она вступила в длинный туннель депрессии.

И только спустя немалое время она стала вновь замечать радости повседневной жизни. Она повзрослела и больше не просыпалась среди ночи в холодном поту. Остались лишь небольшие ночные тревоги. Первый этап был пройден.

Она не расставалась с брелоком Алексиса – теперь эмблема «Нью-Йорк джайантс» сопровождала ее повсюду. Как и память о том октябре, который перевернул ее жизнь и закончился встречей с Джошуа Бролином.

Его лицо иногда еще всплывало в ее мозгу, притягивая и пугая. Он тоже охотился за пещерным злом, которое неустанно преследовал Ришар Микелис, хотя и не дал ему собственного названия. Этот хищный охотник на хищных зверей понял, что мир меняется, что в обществе несколько десятилетий назад наметился поворот, что насилие не параллельная реальность, а мерило, язык, который нужно понимать, чтобы оценить истинное состояние цивилизации.

И Бролин, и Микелис знали, что человек не мог пережить столетие экстремального насилия и убийственных глобальных войн, не пробудив глубинных подкорковых влечений, не возродив в себе атавизмов первобытного времени. Свирепых и воинственных инстинктов, позволивших человечеству сотни тысяч лет выживать среди враждебной природы, постепенно карабкаясь на вершину пищевой цепочки, инстинктов безжалостного убийцы, руководивших человечеством на протяжении практически всей его видовой эволюции до достижения им «разумного возраста».

Что-то проснулось.

Человечество переживало период глубочайшего кризиса, и, похоже, никто не был готов это понять. Оно стояло на пороге серьезных потрясений, но все привычно отмахивались, словно речь шла о случайном совпадении, об эпифеномене, не имеющем последствий. Все общество, казалось, предпочитало спрятаться в норку и сосредоточиться на проблемах потребления, усугубившихся после череды экономических кризисов.

Джошуа Бролин, как и Ришар Микелис, заметил, что в потаенных струнах мира, в зазорах повседневности вызревает что-то темное, и открыл существование ордена пещерного зла. Он проследил маршруты похищений людей от американской границы до Валь-Сегонда.

Именно ему Людивина была обязана тем, что осталась жива.

И все равно ей мало было просто остаться в живых, покоя в душе не ощущалось. С того октябрьского дня, когда она встретила американского детектива, последние слова их беседы продолжали витать в глубине ее сознания.

Мор и Валь-Сегонд – это не единичные случаи, мисс. Есть и другие общины, – сказал он. – В других местах. Возможно, даже лучше организованные. Потому что человечество бесконечно плодит изгоев, психов, отребье и неудачников, и рано или поздно они поймут, что, только собравшись вместе, станут силой. Их нельзя вылечить, потому что в медицинском смысле они не больны, они – другие, их личность сформировалась под влиянием этих отклонений, и теперь ничто не может их изменить. Чем глубже общество будет осознавать, что их много и они неизлечимы, тем радикальнее оно будет становиться. И тем самым вынуждать их объединяться, чтобы не погибнуть. Где-то есть другие хутора, другие поселки. Они рядом с нами, эти люди сходятся, сплачиваются – тихо, тайно, в тени. Они невидимы, и единственный способ их обнаружить – это пройти по оставленным ими следам, распутать их преступления.

Эти слова были для Людивины как удар под дых.

Если вы правы, если их все больше и больше, то что же случится, когда однажды общество перестанет закрывать на это глаза? – спросила она.

Джошуа Бролин впился своими темными зрачками в глаза жандарма, и она почувствовала себя ужасно уязвимой.

То, что случается всегда, когда две группировки противостоят друг другу и не могут друг друга понять. Начнется война.

Эти слова звучали у нее в мозгу, словно были сказаны вчера.

Людивина больше никогда не встречала частного детектива, словно он и не существовал вовсе, словно все пережитое было сном.

Ночным кошмаром.

Большинство жителей Валь-Сегонда решили не сдаваться и погибли в ходе столкновения с полицией. Семьи, забаррикадировавшись, поджигали свои квартиры, и из-за отсутствия на месте достаточного количества пожарных почти все сгорели.

Поселок полыхал два дня.

Людивине так и не удалось узнать точное количество тел, их находили все последующие недели и даже месяцы. Погибло более ста человек, но от кого-то осталась лишь горстка пепла. Даже тело Герта Брюссена не опознали с полной уверенностью, и Людивина еще несколько ночей боялась спать, пока не поняла, что никто не мог уйти живым. Поселок, охваченный пламенем и окруженный ледяной пустыней, был оцеплен силами Канадской королевской жандармерии, и никому не удалось бы выбраться на автомобиле – его бы немедленно заметили с вертолета. Брюссен погиб. Мертв был и Локар со всеми своими последователями.

В Валь-Сегонде жили извращенцы, убийцы, насильники, педофилы – худшие представители рода человеческого, которые нашли между собой общий язык. Почти тридцать лет они постепенно собирались, организовывались, помогали друг другу, загоняли друг для друга «дичь», заметали следы, выстраивали структуру. У них существовал детский дом, где педофилы получали в свое распоряжение детей инуитов, были даже семейные пары, которые поставляли собственных детей в эту сеть, были дальнобойщики, которые выкрадывали женщин, а иногда мужчин или подростков где-нибудь на юге страны и даже в Соединенных Штатах. Все было прекрасно организовано. Они вербовали друг друга через благотворительные организации помощи заключенным, через тюрьмы, затем через интернет, они повязывали новых членов кровью, заставляя их убивать ради общей цели, –