Передал Раджаи официальный текст на русском языке и неофициальный перевод на персидский язык.

Раджаи произнес традиционное «бесмуллахи рахмано рахим» («во имя Аллаха всемилостивейшего, всемогущего») и начал отвечать по-персидски. Несколько раз он упомянул слово «Афганистан». Я прервал его речь и попросил Марьясова перевести, ибо почувствовал попытку перевести беседу на другую тему.

Действительно, Раджаи начал с поучений Советского Союза в связи с событиями вокруг Афганистана, здесь были и такие выражения, как «война против афганского народа», и «агрессия против братского иранцам народа», и поддержка нами «кучки лиц, являющихся предателями народа». Все это Раджаи говорил улыбаясь, с каким-то наслаждением. Стоп, так дальше не пойдет.

Я сказал Раджаи, что пришел к нему не по вопросу об Афганистане, а о бандитском нападении на советское посольство в Иране.

Раджаи понял, что я не хочу дать ему выговориться по Афганистану, т. е. замять вопрос о нападении на посольство. Он стал продолжать говорить вновь об Афганистане. Тогда одновременно стал говорить и я. Я сказал: «Если вы хотите говорить об Афганистане, я готов в другой раз специально побеседовать на эту тему, когда у премьер-министра будет время, но не сегодня. Сегодня я пришел совсем по другому вопросу».

Я сухо сказал, что доложу Советскому правительству о рассуждениях премьер-министра, из которых следует, что он одобряет нападение на посольство, во всяком случае – оправдывает его.

Почему же все-таки правительство не приняло мер против погрома, о чем мы предупреждали, о чем, собственно говоря, знал весь Тегеран, спросил я и показал фотографии варварского погрома. Раджаи начал утверждать, что посольство, дескать, предупреждало не о готовящемся погроме, а лишь о намечавшейся демонстрации. Это уже была наглая попытка перейти в наступление. Я отвел эти рассуждения как несерьезные, сказал, что не хватало нам указать еще точно, что именно подвергнется разрушению. Разговор начал опять принимать обостренный, а следовательно, бессмысленный характер. Раджаи сказал все, что мог, мы – тоже. Поэтому распрощались.

На следующий день по радио и в газетах версия Раджаи о разговоре с ним. Конечно, все переврано, переставлено местами, остались лишь одни его поучения насчет Афганистана.

Иранцы различных слоев, судя по сообщениям из разных мест, высказывали возмущение налетом, указывали на организаторов – Бехешти, Готбзаде и К°. Показательна была заметка в газете «Кейхан»: «Побито все, что можно было побить, захватчики не успели напасть на жилой дом, иначе была бы трагедия».

Идут дни, и никто из власть предержащих не осудил нападение и разгром посольства. Никто не заявил, что этого делать не следует. Даже не напечатано извинительное лопотание премьер-министра в беседе со мной. Опять создается атмосфера допустимости, а вернее – приглашение нападения на посольство.

Оставалось неясным, правильно ли информирован Хомейни о происшедшем. Нужно было удостовериться, все ли государственное руководство смотрит на вещи так же, как премьер-министр.

И тут в голову пришла мысль: посетить Боруджерди, он один из заместителей министра иностранных дел, а главное – зять Хомейни. Контакт с ним был уже установлен, и впечатление он оставил неплохое, с точки зрения обычной порядочности.

6 января был у Боруджерди. Сказал ему, что хочу поговорить не как с официальным лицом, а иранцем – патриотом своей страны. Рассказал о деталях налета на посольство, о непонятной легковесной реакции нынешних государственных деятелей, показал фотографии о разгроме и попросил передать их Хомейни. Разве имам знает об этом? Разве он мог дать санкцию на такое злодеяние? Попросил рассказать обо всем Хомейни и о том, что, по нашему мнению, назревает опасность, состоящая в том, что некоторые государственные деятели Ирана явно недооценивают серьезность вопроса и, возможно, влияние его на наши отношения.

Боруджерди признал, что нападавшими были иранцы, а не какие-то «афганцы», что это устроили те, кто хочет ухудшения отношений с Советским Союзом. «Сейчас идет расследование, – с важным видом сказал он, – что за организация стояла за налетом». Было интересно наблюдать человека, который прекрасно знает, что за люди организовали и принимали участие в налете, а говорит, что все это еще будет выяснено. Боруджерди обещал довести все до сведения Хомейни.

А между тем дни шли, и никакого ответа от иранцев не было. Экстремистская газета «Ранчбар» возмущается: «Почему слышна вроде бы какая-то критика, ведь все действия 27 декабря против посольства были разрешены властями?» (!!)

12 января в Москве иранскому послу Мокри было сделано новое заявление. В нем говорилось, что Советское правительство было вправе ожидать от иранского правительства открытого и недвусмысленного осуждения акции, учиненной против советского посольства 27 декабря, наказания ее организаторов, тем более что речь идет об учреждении и гражданах страны дружественной и соседней страны, которая первая признала революцию и поддержала иранский народ, которая помогает Ирану бороться с теми, кто хочет задушить революцию. Ничего подобного, однако, не было сделано. Представители иранского правительства, выразив в закрытом порядке сожаление, не осудили открыто погром, а в публичных выступлениях руководящих деятелей даже содержится как бы одобрение. Советское правительство будет вынуждено оградить свои законные права и интересы, если иранское правительство не пожелает или окажется не в состоянии обеспечить безопасность советских учреждений и советских граждан в Иране. Естественно, что Советское правительство требует полного возмещения ущерба за принесенный посольству СССР в Тегеране материальный ущерб.

Заявление сильное.

Текст этого заявления иранцы не опубликовали, однако поместили заявление, сделанное послом Мокри агентству Франс Пресс. Он удивлен резким тоном повторного советского протеста, Россия придает слишком большое значение «незначительному инциденту».

Это еще больше укрепило в нас мнение о причастности иранского правительства к налету. Да тут еще дуайен дипкорпуса сообщил нам о заявлении, сделанном ему генеральным директором главного протокольного департамента МИДа Мактадерпуром о том, что он имеет указание «сверху» не оказывать ни в чем содействия советскому посольству. Одно к одному.

Через несколько дней я встретился с Мактадерпуром, спросил прямо, правда ли это. Он сначала смутился, пробормотал, что его неправильно поняли. Мы привели ему уйму фактов, свидетельствовавших, что действительно со стороны МИДа Ирана делается все, чтобы затруднить работу и жизнь нашего посольства.

Я спросил Мактадерпура, нарушает ли посольство какие-либо иранские законы. Он поспешно ответил, что нет, и сказал: «Буду откровенен, не думайте, что к Советскому Союзу хорошо относится иранское правительство. Нет, оно не считает СССР дружественной страной, но боится его как соседа и хочет иметь лишь самый минимум сношений; отсюда и указания в отношении вашего посольства».

19 января подписаны соглашения об освобождении американских заложников, ответа от иранцев на наш протест нет.