— Солдаты! — Крис вскинул руку к буйно плещущемуся на флагштоке знамени Галактической Федерации, и быстрый солнечный блик пробежал по земле, словно соскочив с клинка невидимой сабли. — Пятьдесят веков истории человечества смотрят на вас со звезд и полос этого флага. Солдаты! Я поведу вас туда, где готовятся к кровавому пиршеству дикари, потому что лучше бить врага в его логове, чем встречать его на своем пороге! Земляне! Вам говорили: туземцы друзья и союзники. Вам говорили: в туземцев нельзя стрелять! Но это значит стрелять в самих себя!

Чего сейчас никак не ожидал Крис, так это аплодисментов, грянувших слева и справа, где, оказывается, скопилась уже немалая и ежеминутно увеличивавшаяся толпа гражданских поселенцев.

— Солдаты! Земляне! Граждане Галактической Федерации!

Дробный стук башмаков сорвал очарованную тишину. Маленький растрепанный человечек бросился к оратору, выскочив откуда-то сбоку. Серое незнакомое лицо заслонило солнце, дернулась спутанная эспаньолка, и только тогда Руби понял, что это перепуганный до неузнаваемости доктор Зорге.

— Кристофер Бонифациевич! Герр исполняющий обязанности! — пролепетал эскулап, держась за грудь и задыхаясь. — Его высокоблагородие господин Харитонидис застрелился…

Лица бойцов дрогнули. Как бы там ни было, к отцу-командиру нижние чины за много лет привыкли и относились с симпатией.

— Земля ему пухом… — Крис приподнял руку, намереваясь обнажить простоволосую голову, но, опомнившись, опустил. — Прапорщик Джабба!

— Я!

— Приказываю. Первое: немедленно вскрыть сейф и рабочий стол покойного. Документацию опечатать. С этого момента мои распоряжения скреплять гербовой губернской печатью. Приказ понятен?

— Так точно!

— Второе: подготовить новую редакцию проекта приказа номер один. В следующей формулировке… — Секундная пауза. — Всем, всем, всем. В связи с кончиной главы миссии Галактической Федерации на планете Валькирия его высокоблагородия гвардии подполковника действительной службы Эжена-Виктора Харитонидиса, павшего смертью героя в бою с бандой сепаратистов нгандва, я, гвардии подполковник Кристофер Бонифасио Руби, принимаю на себя всю полноту власти. Приказ понятен?

— Так точно!

— Исполняйте.

Крис повертел шеей, уже натертой стойкой воротника, пожевал губами, словно пробуя на вкус, и негромко, чуть-чуть нажимая на "р", повторил:

— Пр-ринимаю на себя всю полноту власти…

Арчибальд Доженко, официальное лицо, и другие

несмотря на размеры, являющаяся эпилогом, вернее — окончанием оного, непосредственно продолжающим начало, по прихоти автора вынесенное в пролог, и повествующая о событиях, имевших место на Земле и на околоземной орбите, но содержащая совсем мало упоминаний об уже хорошо известной внимательному читателю планете Валькирия.

Космостанция «Луна-Лубяная». 9 сентября 2383 года.

А теперь, дорогие стереозрители, — ведущая умело поправила челку и одарила аудиторию профессионально-очаровательной улыбкой, — предлагаем вашему вниманию первую серию фильма «Возвращение Одинокой Зве…».

Семь часов ровно. Ваше личное время истекло.

Арчибальд Доженко задрал некрупную, хорошо посаженную голову и с наслаждением выматерился, особо постаравшись, чтобы все до единой видеокамеры зафиксировали даже мельчайшие нюансы артикуляции.

Пусть видят. Пусть слышат.

Пусть знают, что он о них думает.

Бесспорно, начальству виднее. Сотрудников Конторы, случалось, отзывали не только из отпусков, но даже из могилы, и вызванный являлся как миленький, потому что никакие причины, в том числе и так называемые объективные, не оправдывают неявку по сигналу категории «Экстра».

Все так. Но какого же хера его маринуют на этой, извините за выражение, Лубянке в абсолютном информационном вакууме?

Он им что, собака какая-то?!

Выдернули черт-те знает откуда, в очередной раз лишив заслуженного отдыха. Истратили кучу усилий. Задействовали контакты такого уровня, что мороз по коже бьет, стоит лишь подумать, какого именно. И, выходит, исключительно ради того, чтобы запереть под домашний арест? Полный бред!

— И кто-нибудь за это еще ответит, — позволил себе помечтать штабс-капитан Доженко.

Указ о присвоении очередного звания был зачитан сразу же по прибытии на базу, и только это приятное во всех отношениях событие в известной степени помогало Арчи мириться с творящимся вокруг его персоны безобразием.

Во всяком случае, до сегодняшнего дня.

Но всему есть предел! В конце концов, он государственный служащий, а не заключенный, и Конституция гарантирует ему определенные права!

Осталось только определить, какие именно, и магистр юстиции Доженко намеревался заняться этим сразу же после окончания предписанной руководством тренировки. Конституция, конечно, дело хорошее, но манкировать приказами сотрудник Конторы права не имеет: служба есть служба…

Впрочем, нельзя отрицать — посадив Арчибальда на цепь… в смысле, ограничив свободу штабс-капитанского передвижения, администрация постаралась максимально компенсировать столь досадное неудобство комфортом.

Камера, если это можно так назвать, конечно, крепко не дотягивала до татуангийского «двойного люкса» с удобствами, зато примерно раза в два, а то и более превосходила его размерами, причем, помимо жилой площади, имелись библиотека, бильярдная, снабженная последней моделью кибера-партнера, тир, а также великолепно оборудованный спортзал с трехъярусной вышкой над просторным бассейном, сауной, паровой баней и прочими не обязательными, но чертовски приятными сердцу каждого цивилизованного оборотня прибамбасами. И это не говоря уже о маленьком, девять на двенадцать, зимнем садике, в зарослях которого шастали пушистые, странноватые на вид зверушки, смахивающие на ушастых крысок, а сквозь мутноватую гладь пруда смутными тенями проплывали дымчатые рыбьи силуэты.

В общем, условия содержания оказались вполне приемлемы.

А персонал релакс-группы — даже более того. Девчата дело свое знали и работали вполне конкретно, доводя клиента до предписанных инструкциями кондиций с чувством, толком и вовсе уж не обязательным в рабочее время энтузиазмом. Единственным недостатком этих куколок, любая из которых могла бы хоть сейчас идти в модели высшего ранга, была необщительность и даже некоторая угрюмость до и сразу после процедур. Деталь эта сперва изрядно досаждала штабс-капитану Доженко, поскольку он, справедливо полагая себя не животным каким-нибудь, а натурой утонченной, где-то даже декадентствующей, обожал после основного процесса минуту-другую порассуждать с милыми собеседницами о Моцарте и других имажинистах старой голландской школы. Но уже через декаду вынужденного затворничества Арчи обнаружил в дамской неразговорчивости некую изысканную, пряно-утонченную прелесть и теперь не без удовольствия смаковал ранее неизведанные ощущения.