Из попки девушки полились тоненькие тягучие ручейки масла, смешанного со слизью, когда штырь с чавканьем окончательно вышел наружу. Синдзи, едва держась на ногах от тяжелых ударов сердца и ощутив противное пощипывание в глазах, аккуратно взял Рей на руки и опустил ее на кровать. К горлу подступил комок, когда он трясущимися пальцами провел по коротким волосам девушки, убрав несколько сбившихся локонов с ее щеки. И тут голубовласка вдруг слабо дернулась, тяжело выдохнув и задвигав грудью в медленном дыхании, приоткрыла глаза и, сфокусировавшись на Синдзи, слегка подвинула в его сторону запястье, уцепившись обессиленными пальчиками за край его рубашки.

— Я так рада… — еле слышно прошептала она шелестящим голосом, — что ты пришел…

И только сейчас Синдзи позволили себе выдох облегчения, почувствовав, как с плеч свалилась гора. Он не находил слов, от волнения учащенно дыша и только ласково поглаживая руку девушки, не сдерживая нежной и радостной улыбки. Постепенно глаза Рей начали наполняться алым сиянием, чувственно кротким и спокойным, но притом источающим сокровенное счастье от исполнившегося желания.

— Ты вернулся… ко мне… Икари-кун, — в голосе ее медленно возвращалась сила, а на кончиках губ проступила еле заметная теплая улыбка. — Я ждала тебя…

— Глупенькая. — По венам будто заструился мед, мгновенно смыв гнетущую минуту назад тревогу и наполнив душу блаженным спокойствием. — Пить или есть хочешь?

— Пить… — произнесла она с заминкой.

— Я сейчас.

Он сходил за водой на кухню и, напоив девушку, устроился рядом ней.

— Как ты, Рей? Болит что-нибудь?

Она задумалась.

— Ноги… Не чувствую.

— Ноги? Наверное, затекли. Сейчас помогу.

Он перевернул голубовласку на живот, сложив ее конечности по швам, и начал плотно и с усилием массировать упругие бедра, плавно сдвигаясь то к голени, то к ягодицам и разминая мышцы до тех пор, пока по ним не расплылась теплота, а кожа не порозовела.

— Покалывает… — произнесла Рей из-под подушки, в которую уткнулась лицом, и Синдзи на мгновение показалось, что в ее голосе проскользнуло едва уловимое наслаждение и даже щекотливый смешок.

Тогда, чуть ослабив нажим, он стал просто гладить размякшие бедра, чему способствовало расплывшееся по коже масло, с трепетом ощущая их тепло и упругую гибкость. Когда руки зашли на мягкие ягодицы, Рей тихо и протяжно выдохнула, а Синдзи, улыбнувшись ее реакции, продолжил ласки и завел ладони внутрь. Однако уткнувшиеся в плоть попки пальцы вдруг не остановились, а, ничем не сдерживаемые, пошли дальше и легко проникли внутрь. Синдзи на миг оторопел — его ладонь запросто вошла в попку до большого пальца, даже не ощутив сопротивления сфинктера и не испытывая никого давления изнутри, будто он вдел ладонь в варежку. Причем у него создалось впечатление, что, убрав большой палец, он без проблем смог бы погрузить все запястье хоть до локтя — и совершенно не испытывая никакого сдавливания мышц изнутри. Ощущая внутри мягкую и эластичную плоть, похожую на взбитое тесто, Синдзи со смешанными чувствами следил за своей рукой, вспоминая, как совсем недавно Рей кричала от боли, когда Аска просунула в нее свою ладонь, и следил за теперешней Рей, которая уже не испытывала агонии, не мучилась от острых ощущений раздираемой попки, не билась в судорогах, а наоборот, слегка елозила бедрами с ладонью в своем нутре и чувственно дышала в подушку от наслаждения. И это после почти шести часов в беспомощном положении на штыре.

И тут Синдзи вздрогнул от неожиданно пришедшей мысли.

«Она связала меня, зная, что я смогу выпутаться. Она хотела, чтобы я вернулся. Она и не собиралась высвобождать себя, зная, что я это рано или поздно пойму. А значит, приду ее спасать. Могла ли она все просчитать заранее?»

Он с сомнением взглянул на слегка напрягшееся в чувственном экстазе лицо голубовласки.

«Может ли быть, что она делает это преднамеренно? Я не знаю… Черт, я и впрямь не знаю! Нужно проверить. Да, определенно, нужно».

И он уже понял как. Усмехнувшись вдруг посетившей его идее, Синдзи чуть подналег к Рей и начал гладить все ее тело. Он пока не собирался заниматься с ней сексом — организм все еще требовал передышки, да и, глядя на размякшую попку девушки, Синдзи уже не представлял, как теперь там будет ощущаться член. А ведь ему так нравилось то ощущение тугости и плотного обхватывания, одновременно мягкого и как будто ласкающего, всасывающего. И хотя у Рей оставались другие возможности удовлетворить его, Синдзи все же решил не торопить события, тем более что вид сладко ерзающей глубоко и страстно дышащий голубовласки сам по себе доставлял удовольствие.

— Эй, Рей, — ласково прошептал он, наклонившись к ее уху. — Не забывай, твое завтрашнее наказание никто не отменял.

Впрочем, девушка без единой тени беспокойства на лице только лишь изнеможденно кивнула, прищурившись пылающими в экстазе глазами, и вновь согнула кончики губ в счастливой улыбке.

«А она стала чаще улыбаться. Хотя, в общем-то, в ее-то состоянии… И тем не менее — как же это мило».

Синдзи еще некоторое время пробыл с Рей, продолжая мягкие ласки, пока по ее тихому ослабшему стону и расслабленным мышцам не определил, что она окончательно успокоилась и все болезненные ощущения прошли. После он влажным полотенцем очистил ее тело от масла, вытер насухо и уложил в постель, закутав в одеяло. Под конец девушка уже начала клевать носом от усталости и, едва коснувшись головой подушки, мгновенно провалилась в сон. Синдзи еще некоторое время побыл с ней, подождав, пока та окончательно заснет и расслабит пальцы, которыми она при любой возможности цеплялась за его рубашку, а затем поднялся сам и задумался над дальнейшими действиями. С одной стороны он хотел остаться здесь, вместе с голубовлаской, но с утра он собирался попасть в школу — посмотреть, как идут дела у Тодзи и не объявлялся ли загадочный подглядывающий, но портфель остался дома у Мисато, а вставать пораньше и ехать за ним было не лучшей идеей — из-за раннего пробуждения он и сам уже чувствовал сонливость. Плюс к тому дома его ждала Аска, которая так и не была в курсе, куда пропал ее хозяин.

Поэтому Синдзи нехотя поднялся и, поцеловав на прощание Рей, отправился обратно. Удивительным контрастом его встретили темные улочки теперь уже глубоко ночного города — хоть внешне ничего не изменилось, разве