* * *

Лже-Дмитрий скосил глаза. Крысолов с кем-то разговаривал. Ну и ну... Бредит бедняга, агония, видать. Надо же, действительно живучий. Ладно, все уже. Осталась парочка ударов, и собака прыгнет. И будет приз.

И тогда Крысолов неожиданно пошевелился.

* * *

— Поднимайся! — красная бабочка вспорхнула и уселась на здоровое Михино плечо. — Надо забрать нашу флейту.

— Как? — слабо отозвался Миха-Лимонад.

— Попытайся позвать того, другого.

— Боюсь, его уже нет.

— Попытайся. Скажи ему о круге. Мне кажется, какая-то его часть знает, что круг существует. И боится. Неуверенность — его слабое место. Постарайся.

— Но... ведь флейты больше нет. И он почти разрушил дом.

— Он ничего не понимает! Флейта намного более могущественна. Что ей разрушить машину и освободить какую-то собаку? Поднимайся. Мы были испуганы, очень долго испуганы, и он использовал наш страх, чтобы превратить ее в кувалду. Но это наш страх, а не зверь. Вранье и подтасовка: ты совсем близок — найди уязвимое место.

* * *

Лже-Дмитрий нахмурился и на миг замер: Крысолов действительно пошевелился. И стоит отметить, весьма живенько в его положении. Он попытался подняться, и это ему вначале удалось, но потом упал на колени и поник головой. Но дело было не в этом.

Что-то изменилось. Неуловимо. Что-то невероятное, чего быть не должно.

Тревожная складка залегла на окровавленном лбу Лже-Дмитрия, вдавливая в ранку кусочек стекла. Он быстро оглянулся. Сфера... Она перестала удаляться. Напротив — она сделалась ближе, и это соседство...

Лже-Дмитрий крутанул в руках кувалду: оказывается, это неприятное соседство все еще лишало его решимости, отравляло его своей жалкой привлекательностью, бередило и печалило его мудрое сердце своим смехотворным магнетизмом.

Сфера.

Но... Там его предали! Там все кончилось. Там он, в конце концов, сошел с ума.

Лже-Дмитрий стал прицеливаться и ворчливо пробубнил:

— Где вы все были, когда я сходил с ума?

Он крепко сжал рукоять кувалды. Бабочку Лже-Дмитрий не видел, хотя та сияла, как яркий радостный огонек, способный согреть в ночи и указать путь. Но, по мнению Лже-Дмитрия, здесь не могло быть никаких бабочек. Лишь Зверь и ее земля.

Лже-Дмитрий быстро занес кувалду.

«Подожди», — снова услышал он голос Михи-Лимонада. А потом отчетливо и настойчиво, словно жаля мозг, прозвучало: «К-р-у-г».

Кувалда замерла, отразив в серебристой поверхности какое-то движение. Лже-Дмитрий непонимающе захлопал глазами: при чем тут?.. Потом родился еще более смущающий вопрос: это Крысолов или Слизняк? И что они делают?

Сразу стало тише. Или это показалось, что рычание зверя и голоса пустыни куда-то отдалились? Лже-Дмитрий начал медленно оборачиваться. Капризная складка прочертила его окровавленное лицо:

— Что — ты — там — такое?...

И руки безвольно опустились.

Крысолов, по-прежнему беззащитный, стоял на коленях. Длинные волосы, насквозь пропитавшись кровью, слиплись — досталось ему действительно прилично, — и он то ли постанывал, то ли тяжело, с хрипом дышал. Из левого плеча торчал длинный сверкнувший осколок. Только что-то было хуже, гораздо хуже. Лицо Лже-Дмитрия застыло: Крысолов зачем-то запустил в рот большой палец и, будто через силу, будто это могло спасти, пытался посасывать его, как... как...

Взгляд начало заволакивать пеленой. Но прежде Лже-Дмитрий успел быстро, недоверчиво и пугливо посмотреть на предательски сияющую сферу. А потом большой палец левой руки сам, непроизвольно двинулся к линии губ... Что-то набросило на отчаянно сопротивляющийся мозг Лже-Дмитрия глубокую тень. Картинка перед глазами, ярко вспыхнув, померкла окончательно. Словно Лже-Дмитрию пришлось на минутку покинуть ярко освещенную комнату, и туда из неведомой тьмы пробрался кто-то другой, впервые после появления длинноногой блондинки полностью завладев помещением.

Вот так вот жилец сменился.

* * *

— Димон! Димастый...

«Здесь нет никаких Димастых, дружок. Нет давным-давно».

— Димастый!

«Я же говорю, мальчик Димастый давно не существует; да и мне скоро конец. Так что нечего здесь тренькать на музыкальной шкатулке... Мои дела и без того плохи».

— Димон...

Голос был робким, но настойчивым. И эти звуки, словно музыкальная шкатулка или тинкл-беллз, новогодние колокольчики. Щемящие тихие звуки... Когда-то мальчик Димастый слышал их: колокольчики, переливаясь, играли Брамса, «Венгерский танец», и это был новогодний подарок. Музыкальную шкатулку с танцующими фарфоровыми фигурками — дамой в бальном платье и кавалером — подарил друг Валенька.

— Димастый! Открой глаза и посмотри на меня.

Друг Валенька. Он унес с собой свою скрипку.

— Димон, открой глаза. Его здесь нет. Ты один в... своем жилище. Но он в любой момент может вернуться.

И эти звуки, переливающиеся колокольчики...

Дмитрий Олегович открыл глаза. Он сразу узнал эту крохотную комнатку с маленьким оконцем, свою бывшую детскую. Единственное место в доме, свободное от антикварного хлама, которым отец завалил всю квартиру. Здесь они частенько прятались с другом Валенькой, здесь тот впервые сыграл ему «Венгерский танец».

Наконец Дмитрию Олеговичу пришлось признать очевидное:

— Валенька, — позвал он. — Но разве ты жив?

Мальчик сидел напротив, сложив на коленях футляр с инструментом, и печально смотрел на него.

— Нет, конечно, — тихо откликнулся он. — Но здесь, в этом месте, это неважно.

— Представляешь, я даже не знаю, где нахожусь. Знаю только, что дела совсем плохи.

— Да, это так, — согласился друг Валенька. — Ты пытался спрятаться, убежать. Со мной тоже было такое.

— Да? Тоже? — только и смог спросить Дмитрий Олегович.

— Точно, — подтвердил Валенька. — Такое всегда случается, когда дела начинают расстраиваться. К концу этого марта твои дела пошли совсем плохо, и ты попытался спрятаться, сбежать. Но... Лже-Дмитрий оказался ненадежным убежищем.

— Ты имеешь в виду?.. Понимаю.

— Да. Сумасшествие иногда помогает. Туда можно убежать.

— Наверное... А как же было с тобой?

— Я... — Друг Валенька печально улыбнулся и раскрыл футляр со скрипкой. — Я только хотел играть. Играть на ней. И оставаться просто мальчиком, обычным ребенком. Но эти бесконечные конкурсы, концерты, дипломы. Эти невыносимые ожидания взрослых — вундеркинд... И я сбежал. Они тогда сказали, что я заболел. Сошел с ума. Но это было хорошее убежище. Не как с Лже-Дмитрием. Только я уже не вернулся.