Я чувствовал, что там есть ещё один слой, более глубокий. Но память самой Паттерс молчала. Она действительно впервые узнала о своей «инаковости» от меня. И это действительно стало шоком.

И она действительно влюбилась в меня.

Разрывать контакт оказалось мучительно больно, из меня словно тянули живую кость. Мы с Гилви лежали, крепко, до судорог, обнявшись, словно любовники; оба тяжело дышали, лица покрылись потом.

Она стала мне ближе, чем сестра, она стала частью меня, и я – частью её; говорят, что такой контакт часто случается у близнецов, однако связавшее нас было куда глубже. Когда знаешь всю жизнь человека, всю до последнего дня, и в ней не осталось больше тайн, обычные критерии «близости» перестают что-либо значить.

– Т-ты-ы-ы-ы… – простонала Гилви, протягивая ко мне руки. – Что ты со мной сделал?

– Всего лишь показал тебе правду. И узнал её сам.

– Ты – ты был против Империи? Ты был заслан…

– Неправильно. Меня никто не «засылал». Я сам.

– А твой отец?..

– Он – мой друг, а не начальник. В отличие от Дарианы Дарк.

Гилви вздрогнула, закрыла лицо руками.

– Я не увидел одного – откуда в тебе взялся биоморф, – я коснулся её руки: это оказалось всё равно, что дотронуться до самого себя. Синтез, слияние. Единство в различии и различие в единстве.

– Не знаа-а-а-аю…

– Знаю, что не знаешь. И знаю, что знаешь, как об этом узнал я сам.

Она вновь поёжилась.

– Я б таких родителей…

– Может, тебя сделали точно так же, – возразил я.

– Не надо… – жалобно попросила Гилви. – Не надо про них. Они умерли. Их повесили…

– Я это видел. Точно так же, как ты видела про меня. Всё-всё. Включая Дальку.

Гилви сжала губы.

– Я её ненавижу, твою Дальку. Я завидую ей… Я ревную тебя…

– Господи. О чём ты, Гил? Мы стоим на пороге гибели человечества, а ты…

– Я, наверное, буду про тебя думать и когда всё человечество гибнуть станет.

– Ты больше не будешь работать на Дариану, – решительно сказал я. – Эта война должна закончиться. У Нового Крыма свои счёты с Империей, но «матки», биоморфы и те, кто выпускает Тучу, – они мои враги. Я понимаю, ты мстила за родителей. Кровная месть и всё такое. Не думай, что я не понимаю…

– Как ты можешь понимать! – она сорвалась на крик. – Как ты можешь понимать, если у тебя они живы! А у меня… у меня… братья, сестры – по имперским приютам или взяты на воспитание, имён своих не помнят, «стержневая нация», будь она проклята!

Всё, сорвалась. Такой агент, а сейчас – прокололась. Должна ж была понимать, что здесь всё записывается, каждый жест, каждое слово…

– Гибель Империи не поможет твоему горю, Гил. Оно будет означать только одно – что мы, хомо, должны уйти. А вместо нас – Туча. Или «матки». Или осьминоги-Дбигу.

– Которые тоже биоморфны…

– Именно. Которые тоже биоморфны. Мы с тобой – уроды, изгои, исключения среди людей. Но, может быть, люди – такие же изгои, уроды и исключения среди других цивилизаций? Может, и Слайм тоже носят в себе неведомого, невидимого биоморфа?.. Кто знает?..

– Плевать мне и на Дбигу, и на Слайм! – взвизгнула Гилви. – И на человечество тоже, если оно настолько погрязло в дерьме!

– Но ты же боролась за то, чтобы оно стало лучше, – заметил я. – Иначе какой смысл работать на Дариану?

– Подлавливаешь? – она мрачно уставилась мне в глаза. – Хочешь, чтобы я сама призналась? Сама себя оговорила?

– Так ты уже это сделала.

– Я? Ничего подобного. Знаю, что тут всё пишется, само собой! Так вот, всё, что я сказала – что у меня братья и сестры раскиданы по имперским приютам. Могу я в состоянии аффекта позволить себе нелицеприятное высказывание сам знаешь о чём? Меня за это на Сваарг не отправят. И уж тем более это не доказывает, что я работаю на Дариану!

– Я знаю, что ты работаешь на неё, – сказал я, не отводя взгляда. – А ты знаешь, на кого работаю я.

Гилви не сдавалась.

– Сказки всё это! – бросила она, явно не для меня, для ведущейся записи, о которой она, как оказалось, прекрасно осведомлена.

– Ну, могу перечислить всех связников и осведомителей. Назвать Арийца, или Свирепого, или Бушмена, или Сахару?

Гилви стоически приняла удар.

– Оговорить невинных – самое простое дело. Твоё слово против моего. А доказательства есть? Может, они в ведомости у Дарк расписывались? Или в казино за раз годовое офицерское жалованье спускали?! Болтать-то все сильны, а вот настоящие улики представить – тут не языком работать надо!

– А мне не надо будет никого оговаривать, – сообщил я. – Это наше частное расследование. Гестапо и ему подобных мы в это втягивать не станем.

– И что ж тогда?

– Да ничего. Канал утечки информации пресечён. Останется только арестовать Гладиатора, шифровальщика в штабе корпуса. Крайне неосторожно со стороны вашего Центра сообщать рядовому агенту такие сведения.

Гилви зашипела, глаза её сощурились.

– У тебя нет выхода, Гил. Ты всё знаешь обо мне, я – о тебе. Только я могу действовать, а ты нет.

– Меня оправдают, – якобы беззаботно фыркнула она. – Ведь не посмеете же вы расстрелять без суда и следствия офицера имперской службы безопасности? Герру Иоахиму фон Даркмуру это очень не понравится. И даже покровители Валленштейна вашему произволу не помогут!

– Ты держишься молодцом…

– Что за дешёвые покупки!

– Нет, не покупки. Правда. Посмотри на меня, ты же чувствуешь, лгу я или говорю правду.

Она взглянула исподлобья, скривилась.

– Правду я говорю или нет?

– Откуда мне знать? – Гилви отчаянно защищалась. Минута слабости миновала. Передо мной вновь оказался агент, из последних сил цеплявшийся за уже распавшуюся (по крайней мере, для меня) легенду.

Я вновь придвинулся к ней.

– Гил, ты знаешь, что я прав. Знаешь, хотя сейчас изо всех сил пытаешься не оставлять дополнительных улик. Ну, так я постараюсь показать тебе кое-что другое. Ты зря говоришь, что человеческая раса тебе безразлична. Иначе ты бы занялась чем-то другим, нежели работой в разведке Дарианы Дарк.

– Не подходи ко мне! – взвизгнула Гилви, но я уже, что называется, подошёл.

…Второе наши слияние оказалось ещё более глубоким и болезненным. И действительно чем-то напоминало оргазм, такой, от которого голова идёт кругом, а в глазах вспыхивают звёзды.

На сей раз я старался показать ей мои видения. Те самые, с полчищами «маток» в космосе, с исполинскими живыми кораблями, спокойно поднимавшимися и садившимися на поверхности планет. Те самые, что стоили мне бессчётных – и бессонных – ночей.