самими по себе в изолированном виде, не рассматриваются просто как таковые, а имеют ценность как начало других действий, как принцип становления и динамики, а не как принцип устойчивой непосредственности и статики. Другими словами, мы различаем модусы статические и модусы динамические. К первым мы относим индикатив и оптатив и ко вторым – конъюнктив и императив.

Почему это разделение модальных типов для нас важно? Оно важно потому, что отвечает общегреческой специфике языка и литературы, с чем мы уже встречались выше. Почему Белинский указывает на эпичность как на общее свойство всей греческой литературы? Это потому, что греческое искусство ценит прежде всего и больше всего объективное и внешнее явление жизни, и ценит это гораздо больше, чем ее внутреннюю логику. Почему зависимые предложения в греческом синтаксисе по своей модальной сущности мало чем отличаются от независимых предложений и весьма неохотно выражают логическую зависимость предложений, постоянно прибегая к сочинению вместо подчинения, а то и прямо нанизывая бессоюзные предложения? Это только потому, что само объективное содержание предложений, отражающих реальную действительность, интересует грека гораздо больше, чем формально-грамматическая зависимость предложений. Точно так же и в области модусов, несмотря на их бесконечное разнообразие, одно их разделение проводится в греческом синтаксисе особенно упорно и настойчиво – это разделение на модусы статические и динамические. Здесь тоже внешнее и объективное явление модально организованной действительности интересует грека гораздо больше, чем внутренняя логика самой модальности. Это своего рода эпический синтаксис.

Но как бы ни было объективно-реально разделение модусов на статические и динамические, мы погубим все дело, если эти модальные типы мы опять станем понимать метафизически и неподвижно. Если мы не хотим провалить все это дело модальной типологии, специфической для разных языков, мы должны и эту статику и эту динамику тоже понимать с точки зрения развития. Возьмем хотя бы конъюнктив. Являясь выражением становления, наступления и самого сдвига действия, конъюнктив наиболее интенсивно проявляет себя в так называемом побудительном конъюнктиве, в сравнении с которым финальный конъюнктив будет уже гораздо менее интенсивен, итеративный – разобьет наступление действия на множество отдельных мелких наступлений, а футуральный и вовсе отнесет это наступление к будущему и фактически превратится в простое его ожидание. То же наблюдаем мы и во всех других наклонениях, как об этом говорилось в рассуждении о самом понятии модуса. Следовательно, есть разная и притом бесконечно разнообразная степень динамики модуса и тем самым такая же разнообразная степень его статики. Это и заставило нас выше разделять и статические и динамические модусы на собственные и несобственные.

Только теперь, когда мы провели объективно-реальное разделение и типов предложения, и модусов, можно попробовать разобраться в том соотношении типов придаточных предложений с их модусами, которое традиционно представлено в учебниках в виде хаоса и которого по этим учебникам нельзя разумно усвоить, а можно только механически зазубрить.

6. Соотношение типов придаточных предложений с их модусами

Когда говорящий или пишущий употребляет тот или иной тип предложения, он этим самым отражает действительность в своем специфическом ее понимании. Когда мы рассматриваем данное действие не само по себе, а как причину другого действия, мы ставим союз причины «так как» и тем самым создаем придаточное предложение причины. И т.д., и т.д. Но все придаточные предложения, именно с этой точки зрения теории отражения, мы выше разделили на переходные, действие которых, наоборот, определяется действием соответствующего главного предложения. Теперь спросим себя: если таковы действия придаточных предложений, то могут ли не подчиняться им их же собственные модусы, и может ли тут быть какое-нибудь, хотя бы незначительное, противоречие? Само собою ясно, что малейшее противоречие модуса предложения с типом самого предложения привело бы к бессмыслице, и такая фраза просто оказалась бы непонятной. Нельзя, например, начать придаточное предложение с причинного союза «так как», а модус при этом «так как» понимать уступительно или следственно. Тут, таким образом, полное соответствие; и весь вопрос заключается только в том, какое именно соответствие существует между модусами и типами предложений.

Первое, что бросается здесь в глаза, при таком разделении типов предложений и при таком разделении модусов, это то, что переходное, или определяющее придаточное предложение, как независимое в объективном смысле от своего главного предложения, само же является и критерием для употребления в нем модусов; а непереходное, т.е. определяемое придаточное предложение, как целиком зависящее в объективном смысле от своего главного предложения, отнюдь не является последним критерием для своих модусов, но такой критерий оно находит в своем главном предложении, т.е. в своем управляющем глаголе. Это принципиальное положение дела в греческом синтаксисе и заставило нас сформулировать наш третий и четвертый законы сложного предложения, гласящие, что в переходных придаточных предложениях модусы зависят от типа данного придаточного предложения и что в непереходных они зависят от управляющего глагола.

В правильности этих законов каждый может легко убедиться путем эмпирического наблюдения фактов и рассмотрения хотя бы материалов традиционных учебников. В самом деле, если отбросить косвенный и итеративный оптатив и модальную аттракцию (факты, которые сюда не относятся и которые выше рассмотрены нами), то пусть кто-нибудь укажет хотя бы один случай, чтобы в предложениях относительных и обстоятельственных времени, места, причины, условия, уступления и следствия модус придаточного предложения в какой-нибудь мере зависел от главного предложения, т.е. от управляющего глагола. Здесь полная противоположность латинскому синтаксису. Правда, школьные учебники вбивают в голову учащимся, что, например, существуют только четыре типа условного периода и тем самым четыре типа соответствия протасиса и аподосиса. Получается такое впечатление, что протасис и аподосис раз навсегда прибиты один к другому; и в головах учащихся действительно зарождается мысль, что модус придаточного предложения с «если» на самом деле зависит от соответствующего главного предложения. Но греческий язык настолько противоречит всей этой схоластике, что даже сами авторы учебников иногда в примечаниях указывают на возможность более свободного комбинирования обеих половин условного периода; да и сам четырехтомный Кюнер, с которого авторы учебников обычно списывают свои материалы, рассматривает каждую половину условного периода совершенно отдельно и независимо от другой. Не может быть никакой речи о зависимости протасиса от аподосиса; и можно задаваться только вопросом об их наиболее естественных и наиболее ходовых комбинациях.

Таким образом, зависимость модуса определяющего придаточного предложения только от типа этого последнего, но никак не от управляющего глагола, есть факт для греческого синтаксиса вполне непреложный и к тому же вытекающий из его последних объективно-реалистических основ. В то время как латинский синтаксис любит ставить модусы определяющих придаточных предложений в совершенно точную и определенную