объединить в одну группу с прочими переходными придаточными предложениями, а это вносит расстройство во все изложение, и авторам учебников приходится каждый тип придаточного предложения излагать заново без внимания к остальным их типам.

При этом мы должны, однако, сказать, что как для включения гипотетического оптатива в относительные и временные предложения, так и для исключения его в других типах переходных предложений, имеется некоторое основание.

Определяющие предложения, как мы знаем, это те, которые определяют свои главные предложения. Вследствие этого определяющее придаточное предложение несомненно предпочитает оперировать теми или другими твердыми фактами, пусть хотя бы только и мысленными, но не просто предположениями и произвольными допущениями. Это обстоятельство и делает гипотетический оптатив, вообще говоря, редким для переходных придаточных предложений, исключая, разумеется, те случаи, где гипотетичность модуса совпадает с самим типом придаточного предложения, т.е. с основной семантикой его союза, что и бывает как раз в условных и уступительных предложениях. С другой стороны, можно понять и то, почему этот гипотетический оптатив все же упоминается иной раз в разделах относительных и временных предложений. Ведь относительные предложения суть бессоюзные предложения; и тут часто не сразу понятно, каким союзным предложением можно было бы замелить данное относительное предложение. Этим несколько стирается определяющий характер данного здесь относительного предложения, и употребление здесь гипотетического оптатива становится более понятным. Предложения времени тоже могут пониматься в очень общей форме, так что временная зависимость тоже иной раз не противоречит гипотетическому отношению разных моментов времени. На самом же деле гипотетический оптатив, с точки зрения логики, свойствен решительно всем определяющим придаточным предложениям, хотя ввиду указанной причины он, несомненно, является более редким, особенно в относительных и временных предложениях.

Конечно, ввиду безраздельного господства в греческом синтаксисе схоластической традиции, найдутся и такие ярые возражатели против гипотетического оптатива в определяющих предложениях, которые станут доказывать даже и просто логическую несовместимость этого модуса с данной группой предложений. Однако, если даже и согласиться с недопустимостью здесь гипотетического оптатива в нашем смысле, то уж во всяком случае никакой учебник не осмелится возражать против косвенного оптатива в этих предложениях. А что такое косвенный оптатив? Ведь это же есть оптатив в косвенной речи после исторического времени управляющего глагола, т.е. изображение такого действия, которое не есть действие реальное и объективное, но только мысль о действии, принадлежащая субъекту главного предложения, мысль, оторванная от действительности и данная только как представление. Далеко ли это от гипотетического оптатива? Косвенный оптатив – это и есть в основном гипотетический оптатив. Таким образом, никакие скептики не смогут отвертеться от гипотетического оптатива в определяющих придаточных предложениях, как бы его ни понимать и как бы он ни был редок в некоторых случаях.

Очень важно также понимать, почему гипотетический оптатив, имеющий свое коренное место в условных и уступительных предложениях и попадающийся в относительных и временных, совсем не встречается в причинных и следственных предложениях. Дело в том, что причина и следствие, т.е. результат причины, требуют для себя модусов, более связанных с фактами, пусть хотя бы и только мыслимыми, и никак не выражаются при помощи одних предположений или произвольных допущений. Поэтому гипотетический оптатив, т.е. оптатив абстрактного представления и предположения, оптатив произвольного допущения является слитком бессильным для выражения причины и результата причины. А потому отсутствие гипотетического оптатива в предложениях причины и следствия не есть какое-нибудь исключение, а вполне закономерное явление.

Таким образом, все те четыре статических модуса, которые мы называем статическими модусами суждения, а именно реальный, гипотетический, потенциальный, ирреальный, без всякого исключения в той или иной степени свойственны всем определяющим придаточным предложениям, такое обобщение только и можно сделать благодаря учету столь часто игнорируемого гипотетического оптатива. Более редкий характер этого последнего совершенно ничему не вредит, так как причина этой редкости вполне ясна, так что и сама редкостность оказывается вполне естественной. Это и видно на схемах определяющих придаточных предложений, рассмотренных нами выше, в предыдущем параграфе.

Что касается двух остальных статических модусов, желательного и уступительного, то первый из них довольно часто указывается в учебниках для относительных и консекутивных предложений, другой же совсем никогда не указывается. Причиной и здесь является его слабая пригодность для определяющих предложений. Если же гипотетический оптатив мало соответствует определяющему характеру этого типа предложений, то еще меньше того соответствует этому уступительный оптатив, указывающий на признание действия и в то же время на отход от этого действия. Таким образом, уступительный оптатив здесь – абсолютная редкость. Но выкидывать его целиком не стоит, так как он здесь вполне мыслим и допустим (см. схемы определяющих предложений в предыдущем параграфе).

Конечно, можно и прямо говорить об отсутствии уступительного оптатива в относительных и следственных придаточных предложениях. Однако это не есть просто метафизическое и ничем не мотивированное отсутствие, но это есть вполне закономерное доведение до нуля некоей вполне определенной и очевидной величины. Также и в союзных определяющих предложениях нельзя находить уступительный оптатив только в одних уступительных предложениях. Конечно, здесь его главное место, и здесь без него немыслимо даже само уступительное предложение определенного типа. Но он вполне возможен также и во временных, и в причинных предложениях, поскольку временная и причинная зависимость, как это мы видели выше, в §3, вполне мирится с отношением уступления, в результате чего мы получаем в греческой литературе немало примеров временных и причинных предложений с уступительным оттенком. Примеры были приведены выше. Что же касается условного предложения, то искать в нем уступительный оптатив было бы бессмысленно, потому что условный период уступительного типа – это по-гречески и есть само уступительное предложение, что и фиксируется почти полным тождеством уступительного и условного союзов.

Если теперь перейти к динамическим модусам определяющих придаточных предложений, то особенным признанием учебников пользуются здесь итеративный и отчасти футуральный конъюнктивы. Обычно итеративный конъюнктив очень четко преподносится в относительных и обстоятельственных предложениях времени, места, образа действия, условия и уступления. Особенно повезло этим двум модусам в условных и уступительных предложениях, где они тоже стоят под особым номером и где они четко между собою различаются. Почему бы не занумеровать их и в других предложениях? В предложениях причины и следствия эти конъюнктивы не встречаются. Но нигде никогда не говорится, почему же именно в этих предложениях отсутствуют итеративные и футуральные конъюнктивы. Отсутствие такого объяснения, конечно, не способствует установлению ясного грамматического строя сложного предложения. Поэтому выше нами и было предложено такое объяснение, исходящее из несовместимости самого понятия причины и следствия с понятием греческого конъюнктива.

Однако, несмотря на всю популярность итеративного и футурального конъюнктива в определяющих придаточных предложениях,