позволил бы ей покинуть двор. Более того, в первых своих письмах к ней, датированных 1527 годом, он говорит, что влюблен в нее немногим более года.

В течение 1523 года король увлеченно производил различные переделки в своих резиденциях и приобретал новые владения. Он потратил 500 (150 000) фунтов стерлингов на работы в Гринвиче, где переустроил покои Генриха VII, окна которых выходили на реку, и расширил сад. Кроме того, он купил поместье Парлаунт в Глостершире после смерти владельца, сэра Эдварда Стэнли, не оставившего наследников, и превратил его в дом смотрителя. В 1524 году король приобрел замок Эмптхилл в Бедфордшире, возведенный в XV веке на вершине холма, с прекрасным главным холлом, откуда открывался доступ в центральный двор, и каменными башнями. Эмптхилл был известен своим «на удивление здоровым и чистым воздухом»25 и великолепным охотничьим парком. Генрих часто использовал его для остановок во время поездок по стране. В 1533–1547 годах там были созданы просторные королевские апартаменты26.

29

«Все враги Англии повержены»

В марте 1524 года Генрих заказал мастерским Гринвича «новую упряжь по его собственной задумке и образцу, какой ни один мастер доселе не видывал». Желая поскорее опробовать ее, король устроил турнир с Саффолком в роли его главного противника, но, когда оба появились на площадке, Генрих забыл опустить забрало, и как только они ринулись друг на друга, встревоженные зрители закричали: «Стой! Стой!», поскольку Саффолк направил копье в ничем не защищенное лицо короля. Однако герцог мало что видел и слышал в своем тяжелом шлеме. Он столкнулся с Генрихом, и его копье «ударило короля в лоб прямо под защитной планкой на куполе шлема, или базинета, куда для безопасности крепится на петлях барбет [забрало]. Копье герцога разлетелось в щепки и вдавило забрало короля так глубоко в шлем, что весь купол был полон деревянных обломков». Король, по-видимому, не пострадал, но потрясенный Саффолк поклялся никогда больше не сражаться на турнирах против своего государя. Генрих заверил его, что в этом происшествии «ему некого винить, кроме самого себя», и поучаствовал еще в шести сшибках просто в доказательство того, что он не пострадал; «это стало большой радостью и утешением для всех его подданных, присутствовавших там»1. Однако есть предположение, что головные боли, от которых впоследствии страдал король, стали результатом удара в лоб, полученного тогда.

Король был буквально на волоске от смерти. И он сам, и его современники с ужасом сознавали, что из-за отсутствия у государя наследника мужского пола Англия окажется на грани гражданской войны: кто-нибудь непременно оспорит право девочки на престол, а дворяне, в чьих жилах течет кровь Плантагенетов, могут попытаться захватить власть силой.

Генрих и его советники все больше беспокоились относительно наследования престола. Прошло пять лет с момента последней беременности королевы, и Екатерина, которой исполнилось тридцать восемь, вошла в период менопаузы. С 1522 года Генрих, терзаемый сомнениями, которые разжег в нем его духовник Джон Лонгленд, епископ Линкольна, ставил под вопрос законность своего брака. Библейская Книга Левит предупреждает, что мужчина, вступающий в кровосмесительный союз с женой брата, будет бездетным, и, хотя папа Юлий II дал разрешение на брак с Екатериной, король начал считать отсутствие у него сыновей карой за прегрешения перед Господом. Тем не менее какое-то время он ничего не предпринимал: подданные очень любили королеву, она была добродетельной женщиной, к которой сам Генрих испытывал глубокую привязанность. Но главное, он не желал ставить под угрозу союз с императором Карлом, племянником Екатерины.

И все же отношения короля и королевы разладились. В 1531 году Генрих заявил, что к весне 1525 года, когда у Екатерины прекратились менструации, он, хотя иногда и посещал ее ложе для видимости, перестал вступать с ней в интимные отношения, так как у нее, очевидно, было какое-то женское заболевание и это отталкивало его2. Однако в 1528 году, когда Генрих еще спал в одной постели с королевой, он говорил кардиналу Кампеджо, что не имел близости с женой два года3.

Разница в возрасте между венценосными супругами никогда еще не была столь очевидной. Екатерина давно утратила очарование юности и превратилась в обрюзглую пожилую матрону, все чаще искавшую утешения в обществе дочери и религиозных обрядах. Однажды, вернувшись на барке в Ричмонд из аббатства Сион, куда она ездила молиться вместе с Вивесом, королева выразила желание вести более спокойную жизнь. Если бы ей предложили выбрать между тяжелыми невзгодами и нынешним довольством, то, по ее словам, она предпочла бы первое, так как «удовольствованные обычно утрачивают духовную цельность»4. Тем не менее, когда в будущем перед ней встал такой же выбор, она поступила совершенно иначе.

В 1524 году Генрих отмечал День святого Георгия в Бьюли. В следующем месяце ему пришлось оплакивать смерть одного из самых выдающихся своих советников – герцога Норфолка, который скончался в своем саффолкском замке Фрамлингем. Генрих в последний раз виделся с Норфолком в 1523 году, и их беседа, хоть и краткая, была проникнута теплотой.

Герцог был пожизненным графом-маршалом, и король, не теряя времени, передал должность Саффолку, что впоследствии уязвляло нового герцога Норфолка, которого тоже звали Томас Говард. Он стал лордом-казначеем вслед за отцом и до 1525 года занимал должность лорда – верховного адмирала. Ему исполнилось пятьдесят два года.

Третий герцог Норфолк был невысоким, худощавым и черноволосым5. Этот угрюмый, прагматичный, иногда суровый человек изображен на портрете работы Гольбейна6: каменное лицо, тонкие губы, аристократический нос с высокой переносицей. Мучившийся ревматизмом и несварением желудка, он вечно ворчал и вздыхал, но при этом слыл опытным и часто безжалостным военачальником, а также способным и обходительным придворным, который отличался щедростью и учтивостью, издалека видел опасность и обладал талантом к выживанию. Руководствовался он прежде всего личными интересами.

По смерти Бекингема Норфолк стал считать себя главным представителем старой аристократии при дворе и мало считался с «новыми людьми» (выражение, которое придумал он сам). «Король может сделать дворянином, но не джентльменом», – изрек однажды герцог7. Кроме того, Норфолк был ярым антиклерикалом и терпеть не мог Уолси, что сделало его естественным союзником Саффолка. В 1525 году они объединились в безуспешной попытке похоронить предложения кардинала относительно налогов8. Герцог был человеком самоуверенным, беспринципным и, как ведущий член Тайного совета, являлся одним из самых могущественных и преданных сторонников короля.

Норфолк не отличался от других представителей своей касты – презирал книжную ученость, любил охоту и энергично управлял своими владениями в