Вскоре Сиамак занялся поисками работы. Он видел, как я тружусь, как нелегко нам сводить концы с концами, и хотел помочь. Но какую работу он мог получить? Денег на то, чтобы открыть собственный магазинчик, у него не имелось, не было и образования. А война с Ираком все еще продолжалась – и придвигалась все ближе к нам. Такие мысли – вернее сказать, страхи – одолевали меня, и однажды, когда Мансуре навестила нас, я всем этим поделилась с ней.

– Кстати говоря, по этому поводу я и пришла к тебе, – ответила она. – Сиамак должен учиться дальше. Среди молодого поколения нашей семьи нет никого, кто бы не поступил в университет. Недопустимо, чтобы Сиамак остался даже без школьного аттестата.

– Я узнавала, – сказала я. – Он мог бы записаться в вечернюю школу и сдать экзамены за полный курс среднего образования. Но он хочет работать. Он говорит, раз его все равно не примут в университет, то и в аттестате он не видит пользы – с ним или без него, ему предстоит работать, и почему бы не начать прямо сейчас.

– Что ж, Масум, – сказала она, – я пришла предложить тебе другой план. Не знаю, как ты его примешь, но в любом случае прошу тебя: пусть это останется между нами.

– Разумеется! – сказала я, гадая, о чем пойдет речь. – Какой план?

– Как ты знаешь, мой Ардешир в прошлом году закончил школу. Ему предстоит служба в армии – а война, похоже, никогда не кончится. Я не допущу, чтобы моего сына отправили воевать. К тому же, как ты знаешь, он всегда был трусоват, а теперь напуган так, что страх прикончит его раньше, чем пуля. Мы решили вывезти его из страны.

– Вывезти из страны? Но как? Мужчинам, которые подлежат призыву, запрещено покидать Иран.

– В том-то и дело, – кивнула Мансуре. – Придется ему перейти границу нелегально. Мы нашли проводника – он берет четверть миллиона туманов и переводит мальчиков через границу. Я подумала, не отправить ли их вместе. Пусть присматривают друг за другом. Что скажешь?

– Вроде бы неплохая идея, – ответила я. – Но где бы мне найти деньги!

– Об этом не беспокойся, – сказала она. – Если у тебя не хватит, мы поможем. Главное, чтобы они были вместе. Сиамак еще может постоять за себя, но Ардешир нуждается в защите. Если пообещать ему, что он будет не один, он скорее решится. И нам тоже будет спокойнее.

– Но куда же потом? – спросила я.

– Куда угодно. Многие страны принимают беженцев. Им даже пособие будут платить, они смогут учиться, – уверяла она меня. – Скажи, что тебя смущает? Деньги?

– Нет. Ради блага моего ребенка я продам все, что имею, и возьму в долг. Но я должна убедиться, что так для него будет лучше. Предоставь мне неделю все обдумать и обсудить с ним.

Два дня я пыталась разобраться, как правильнее поступить. Разумно ли доверять такого юного мальчика попечению контрабандиста? Насколько опасен тайный переход границы? И ему придется жить одному, где-то очень далеко от нас. Если ему нужна будет помощь – к кому он сможет обратиться? Я поняла, что без совета не обойтись.

По секрету я рассказала все Садегу-аге.

– Откровенно говоря, не знаю, – признался он. – Во всем есть свой риск, а эта затея очень опасна. И я не имею представления о жизни на Западе, но знаю многих людей, которые в последнее время искали там убежище, – некоторые из них вернулись.

На следующий день господин Заргар занес мне очередную порцию корректуры. Он учился в университете на Западе и мог кое-что мне разъяснить.

– Разумеется, у меня нет опыта нелегального перехода границы, и я не могу судить, насколько это опасно, – сказал он. – Однако все больше и больше людей отваживается на такой риск. Если Сиамак получит статус беженца – а как бывший политический заключенный он имеет все основания претендовать на такой статус, – у него не будет финансовых проблем, и он сможет получить самое лучшее образование, хватило бы только усердия и воли. Основная проблема – одиночество и тяготы жизни на чужбине. У молодых людей его возраста часто развивается депрессия, появляются серьезные эмоциональные расстройства, и они не только бросают учебу, но и жить нормально не могут. Не хочу вас пугать, но среди них высок уровень самоубийств. Отправлять его на Запад имеет смысл только в том случае, если у вас там есть близкий человек, который мог бы хотя бы отчасти заменить вас и присматривать за мальчиком.

Единственным человеком, которого я знала в тех краях и кому могла доверять, была Парванэ. Я позвонила ей от Мансуре – я опасалась, не прослушивается ли наш домашний телефон. Как только я все объяснила, Парванэ сказала:

– Обязательно вытащи его из страны. Ты себе представить не можешь, как я за него переживала. Любым способом отправь его сюда – и я обещаю заботиться о нем, словно о родном сыне.

Ее отзывчивость и горячее желание помочь смягчили мою тревогу, и я решилась поговорить с Сиамаком. Как-то еще он воспримет этот план? Ширин спала. Я осторожно приоткрыла дверь в комнату мальчиков и вошла к ним. Сиамак лежал на кровати и смотрел в потолок. Масуд сидел за столом, делал уроки. Я села на кровать Масуда и сказала:

– Мне нужно поговорить с вами обоими.

Сиамак подскочил, Масуд резко обернулся ко мне:

– Что случилось?

– Ничего. Я думала о будущем Сиамака: нам пора что-то решать.

– Решать? – насмешливо переспросил Сиамак. – У нас появилось право решать? По-моему, нам остается лишь смириться с тем, что нам укажут.

– Нет, дорогой, это не всегда так. Всю неделю я думала о том, как переправить тебя в Европу.

– Ха! Пустые мечты! – отозвался он. – Где мы возьмем деньги? Ты хоть знаешь, сколько это стоит? По меньшей мере двести тысяч туманов проводнику и еще столько же, чтобы продержаться, пока не получишь статус беженца.

– Какая точность! Браво! – сказала я. – Откуда тебе это известно?

– О, я подробно изучил вопрос. Знаешь, сколько ребят уже уехало из страны?

– Не знаю. И ты мне ничего не говорил почему-то.

– О чем тут говорить? Нам это не карману. К чему тебя зря расстраивать?

– Деньги не проблема, – сказала я. – Если так для тебя будет лучше, деньги мы найдем. Ты только скажи, хочешь ли ты уехать.

– Конечно, хочу!

– И чем ты предполагаешь там заняться?

– Я хочу учиться. Здесь меня не примут в университет. В этой стране у меня нет будущего.

– А ты не будешь скучать без нас? – спросила я.

– Еще как буду, но сколько же я могу сидеть тут и смотреть, как ты то печатаешь, то шьешь?

– Тебе придется покинуть страну нелегально, – предупредила я. – Это очень опасно. Ты готов пойти на риск?

– Не страшнее военной службы и фронта, правда?

Он был прав. В следующем году Сиамак подлежал призыву, а войне конца не было видно.

– Но у меня есть условия: тебе придется дать мне обещание, что ты их все исполнишь. Нерушимое обещание.