с трудом поднялся на ноги. Он посмотрел на Родульфа, стоявшего над ним.

'Ты должен узнать свое место. Времена изменились. Мы больше не нуждаемся в таких, как ты. От тебя было бы больше пользы, если бы тебя запрягли в плуг. Ты должен помнить об этом".

"Отпусти его", — сказал Фарлоф. От него больше проблем, чем пользы".

Вулфрик знал, что он прав, но когда он смотрел, как Родульф уходит, во рту у него был горький привкус.

Этельман позволил себе последнее оправдание. Он останется в Леондорфе, чтобы позаботиться о Белгаре и увидеть, как тот покинет мир людей и начнет свой путь в Зал Джорундира. Это было самое малое, что он мог сделать для своего старшего друга. Затем он посвятит оставшуюся жизнь тому, чтобы ни один молодой жрец не жил с таким бременем, как Этельман. Он будет искать любые оставшиеся знания о Камнях. Он узнает, как их уничтожить. Он позаботится о том, чтобы эти знания стали частью обучения каждого жреца.

Возможно, в мире больше не осталось Камней, но ноющая болезнь в его нутре подсказывала ему, что он все еще где-то там, ждет, чтобы попасть в руки тех, кто будет использовать его не по назначению. Возможно, это уже произошло. Он не мог оставить надежду, что она погибла в огне. Если в нем осталось достаточно жизни после того, как он научился их уничтожать и передал это знание дальше со строгим наказом никогда больше не забывать о нем, он отыщет свой Камень и выполнит свой долг.

"То, что ты сын мэра, не означает, что я должен кланяться и подлизываться к тебе", — сказал кожевник. Ты должен заплатить за свои новые сапоги, как и все остальные".

Родульф оскалился, увидев это неповиновение, и подумал о том, чтобы ударить кожевника, но на него смотрели люди, и это дошло бы до его отца. Ему было категорически запрещено делать что-либо, способное вызвать расстройство после насмешек над Вулфриком. "Мы так близки", — сказал он. Возможно, он. Родульфу предстояло пройти еще очень долгий путь, прежде чем он сможет назвать себя бароном.

Он должен был быть уверен, что Адалхаид жива и что невежественный дикарь никогда об этом не узнает. Размышляя об этом, он понял, что эта мысль действительно доставляет ему удовольствие. В ней была поэзия. Тем не менее, это мало помогло решить проблему с сапогами.

Я знаю, что ты здесь новенький, — сказал Родульф, — и, возможно, еще не понял, как все устроено. Ты совершишь ошибку, если не подаришь мне эти прекрасные сапоги".

Глаза кожевника пылали негодованием, но Родульф выдержал его взгляд. Он понял, что его рука лежит на странном камне, который он взял у священника. Он даже не помнил, как положил его в карман. Странно, подумал он. Но держать его в руке было так приятно. Сапоги были из лучшей телячьей кожи, по последней южной моде. Он отчаянно хотел их, но скудное пособие, выданное ему отцом, — плохое отражение ценности работы, которую он выполнял, — было потрачено во время его последнего визита на юг. Ему пришло в голову, что отцу, возможно, пора отойти в сторону, чтобы освободить место для свежей крови. Его отец был полон денег. У него не хватало духу запачкать руки, чтобы получить наибольшую выгоду. Не то что Родульф.

Он вернул свое внимание к кожевнику и сапогам. Он хотел, чтобы кожевник уступил ему, так же сильно, как и сапоги. Возможно, даже больше. Огонь покинул глаза кожевника, и он тяжело сглотнул. Его лицо побледнело. Он протянул сапоги.

'Возьми их, — сказал он. Возьми их и уходи.

Вульфрик открыл дверь, держа одну руку на рукояти своего меча. После своей вспышки на площади с Родульфом и попыток рурипатских солдат убить его он понятия не имел, кто может прийти к нему в дверь, друг это или враг. Единственное, что он знал, так это то, что это не Адальхаид. Это была внучка Белгара.

'Дед проснулся. Он спрашивал о тебе".

Вульфрик собирался позвать Белгара, когда почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы выйти на улицу, но события распорядились иначе. Она так и осталась стоять на пороге его дома, на ее лице была надежда. Вульфрику понадобилось мгновение, чтобы понять ее смысл, но он нервничал, выходя на улицу. Сейчас Леондорф был для него опасным местом.

Позволь мне взять свой плащ, — сказал он.

Он последовал за ней вниз к дому Белгара. В передней комнате собралось несколько человек, и царила торжественная атмосфера. Там был и Этельман. Похоже, Белгару не суждено было долго продержаться.

'Я понимаю, что говорю это уже несколько дней, — сказал Этельман, — но теперь я в этом уверен. Ему осталось недолго".

Вульфрик кивнул и пошел в комнату Белгара. Вульфрику было больно видеть, как ослаб Белгар. Последние несколько лет сильно измотали его, истощив остатки сил. В какой-то степени он был рад, что его отец погиб в бою. Он был рад, что ему никогда не придется видеть его таким, исхудавшим и исхудавшим, тенью того героя, которым он был раньше.

Белгар заметил Вульфрика. Его некогда яркие глаза были мутными, но он смотрел на Вульфрика с такой силой, на которую Вульфрик и не думал, что старик способен.

Ты жив, мальчик, — прохрипел он.

Это прозвучало так нелепо, что Вулфрику пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться.

'Да, Первый Воин. С трудом, но жив".

Белгар улыбнулся. 'Я думал, что опоздаю. Донато и Родульф. Они постараются убить тебя".

Вульфрик нахмурил брови. 'Что ты имеешь в виду?'

'Донато заключил сделку с послом. Они хотят отправить Адалхаид на юг. Я не знаю почему, но это важно для них. Донато сказал, что для этого тебя придется убить, и посол согласился. Они попытаются убить тебя, мальчик". Белгар наклонился вперед, взял Вульфрика за запястье и притянул его ближе. Ты должен быть готов к тому, что они попытаются это сделать. Не дай этим ублюдкам убить тебя".

Вульфрик почувствовал, как его кровь закипает. "Не волнуйся, — сказал он. Я буду готов к встрече с ним".

'Хорошо. Это хорошо", — сказал Белгар. Он испустил легкий вздох и рухнул обратно на кровать, его путешествие к воинству Джорундира наконец-то началось.

Вульфрик вышел из дома старика, прошел мимо матери, которая только что пришла попрощаться, и внучки Белгара, не сказав ни слова. Его