class="p1">– Ну так надо рвать когти, – предложил я, – пока такая возможность имеется. Золото есть, скипидар есть, автомобили на ходу, чего еще ждать? Или вопрос в документах? Казагранди что-то говорил о проделках Сипайло, за подробностями отослал к тебе.

– Сипайло калач тертый. С документами он не соврал. У него их целая пачка оказалась. Он скрытно пытал иностранных промышленников в своих подвалах, про их тайники дознавался, а потом душил. Я все эти паспорта у него изъял, взял наши фотографии из личных дел в архиве дивизии и отдал тому китайскому художнику, который по вашим с Бурдуковым эскизам гербы рисовал. Золота ему дал авансом и задание поставил: вклеить все фотографии в документы и печати аккуратно подделать. У нас группа участников побега несколько расширилась, поэтому работы для мастера оказалась немало.

– Я слышал, и Торновский теперь с нами?

– Торновский не планирует покидать Халху, но для него мы документы тоже готовили. Тебе лучше не знать, кто еще задействован в этом деле. Поверь, так будет правильнее.

– Хорошо, я не буду допытываться, все понимаю. Так выходит, что и документы теперь готовы?

– Я пришел принимать работу в мастерскую китайца и нашел его задушенным. Разумеется, паспортов наших при нем не было.

– Задушен? Не Сипайло ли подсуетился? – высказал я свое сомнение.

– Он самый. Не скрывал даже, что сам задушил. Пояснил, что ему так спокойнее будет. Справедливо считал, что мы его либо в Урге бросим, либо по дороге в расход пустим.

– А теперь что нам помешает его по дороге в расход пустить и забрать у него новые паспорта?

– Теперь не получится. Он их с кем-то в Хайлар отправил. Утверждает, что они там в тайнике будут нас дожидаться. Так что до Хайлара придется нам терпеть этого неприятного попутчика.

– А в Хайларе, когда получим документы, мы его расстреляем?

– Обязательно расстреляем, Ивановский! – объявил Рерих. – Если этот сучонок еще какой хитрости не придумал, чтобы себя подстраховать. Очень уж он изобретательный.

– Значит, все готово для побега и можно выдвигаться в сторону Хайлара?

– Пока нельзя. Теперь налажена телеграфная связь с Чойрыном, поэтому двигаться на юг будет самоубийством. Когда наше бегство обнаружится, барон свяжется по телеграфу с войсками Кайгородова, и тот тепло встретит нас еще до развилки, по которой можно уйти на восток. Если же сразу выдвигаться на восток по Хайларскому тракту, то мы можем нарваться на войска китайцев под командой генерала Чжан Куня, который выдвинулся из Хайлара для соединения с калганскими подразделениями. Через пару недель он свернет на юг, и путь до восточной границы будет снова открыт.

– Значит, через пару недель мы двинемся в Хайлар? – уточнил я, добивая остатки папиросы.

– Через три недели выдвинемся, чтобы наверняка не встретить гаминов. Мало ли что их может задержать в пути. Сегодня же, без промедления, явись к барону с докладом о делах улясутайских, он будет рад услышать новости о том, что на западе, по крайней мере, все теперь спокойно.

Вечеря

После беседы с Рерихом я дождался вечера и пришел к барону с докладом. Унгерн задумчиво восседал в своей юрте, разложив перед собой карты. Его желтый парадный тарлык уже не выглядел новым, был засален и протерт на локтях, – очевидно, барон носил теперь его как повседневную одежду и снимал крайне редко.

Генерал Азиатской конной без интереса слушал мой доклад, безучастно кивал, не поднимая глаз от карт. Возможно, он был не в духе, по этой причине я не углублялся в детали и старался тезисно излагать самую суть событий. Закончив доклад, я умолк. Барон, казалось, этого не заметил, продолжая работать с картами, и в юрте на некоторое время воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь треском горящих в чугунной печке дров. Так прошло несколько долгих минут. Унгерн свернул карты, сложил их в деревянный ящик от патронов и накрыл брезентом. Подойдя ко мне вплотную, он стал пристально глядеть в мои глаза, и этот знакомый мне ритуал продолжался не меньше минуты.

– Про Оссендовского почему не рассказываешь? – спросил барон и кивнул на расстеленную в юрте кошму, предлагая мне сесть.

Очевидно, кроме доклада, у Дедушки был ко мне и какой-то разговор.

– Генерал Резухин в Ван-Хурэ упомянул, что вы Оссендовского забрали с собой в Ургу. Я знаю этого поляка весьма поверхностно, но не составляет труда догадаться, что сам он уже успел рассказать о себе значительно больше, чем о нем смогу рассказать я.

Впервые за время нашей сегодняшней беседы барон улыбнулся. Он подогнул ноги и ловко опустился на кошму, держа руки перед собой и не опираясь на них. Таким виртуозным манером усаживаются кочевники.

– Тип, конечно, болтливый до чрезвычайности, и любопытство у него нездоровое. В другое время я бы, пожалуй, передал его для допроса Сипайло, но теперь он может быть весьма полезен. Оссендовский рассказал мне свою версию событий в Улясутае, она во многом перекликается с твоим докладом. Есть разница в деталях, но тебе, как начальнику собственного штаба, я доверяю больше, чем этому прохвосту.

– Вы меня извините, барон, но я не могу понять, чем это может быть полезен Оссендовский? Он только путается под ногами и разносит сплетни, толку от него в Улясутае было немного.

– Он писатель и журналист. Мечтает стать моим биографом. У меня никогда не было биографа. В своей короткой, но богатой на события жизни я не вижу ничего интересного, однако мне кажется, что потомкам будет полезно узнать о том, что творилось в Халхе и какой ценой она получила свою независимость. Во всем, что теперь происходит, есть доля и моего участия, и я готов брать на себя ответственность за происходящее и хочу поделиться с потомками своим видением истории. Очень скоро в роли генерала Азиатской конной я покину этот мир, оставив после себя лишь лоскутный шлейф мифов и анекдотов. Появятся многочисленные очевидцы моих подвигов и свидетели моих злодеяний, которые опишут в красочных деталях то, что происходило на самом деле, а чаще то, чего не происходило вовсе. Так уж устроена человеческая природа. Оссендовский в роли биографа мне подходит значительно больше других, потому что он существо инородное, не заинтересованное в значительном искажении правды в каких-то личных целях. Он не станет себя выгораживать, наговаривать на других, приврет, конечно, и нагонит мистики, тут уж я бессилен, но потомки отсеют зерна от плевел и сумеют сквозь годы услышать мое послание.

Откровения Дедушки меня удивили до чрезвычайности. Биограф, послание, покинуть мир… Все это было как-то необычно. Я решил не