— Здравствуйте, миссис Гамильтон. Я Аллегра Стейнберг.

Мать Джеффа довольно долго молчала. Наконец кивнула.

Она не скрывала, что внимательно разглядывает гостью, и под ее взглядом Аллегра почувствовала себя крайне неуютно, однако постаралась не терять присутствия духа и продолжала улыбаться.

— Очень мило, что на этот раз вы смогли приехать, — холодно сказала миссис Гамильтон. Она не обняла будущую невестку, не поцеловала ее в щеку, не пожелала счастья со своим сыном и даже не упомянула о предстоящей свадьбе.

— Мы с Джеффом очень сожалели в прошлый раз,

что пришлось отменить поездку, — сказала Аллегра, подражая холодно-вежливому тону миссис Гамильтон. Если нужно, она тоже может играть в эту игру. — Но к несчастью, ничего не могли изменить.

— Джефф мне так и сказал. Сегодня прекрасная погода, не правда ли? — Миссис Гамильтон посмотрела мимо Аллегры в окно. Было ясно, солнечно и даже в этот утренний час очень тепло. — Вы не хотите поиграть в теннис в ютубе, пока не стало слишком жарко?

Джефф не проявил энтузиазма.

— Мама, в теннис мы можем играть и в Калифорнии. Мы приехали к тебе в гости. Может, у тебя есть к нам какие-то поручения на сегодняшнее угро?

— Нет, благодарю, ничего не нужно, — чопорно ответила миссис Гамильтон. — Ленч будет подан в полдень. Не представляю, как можно завтракать в такой поздний час, мисс… э-э… Аллегра, — интонации и паузы миссис Гамильтон были красноречивее всяких слов, — но когда оденетесь, можете попить чаю или кофе в кухне. — Иными словами, «не вздумайте шляться по моему дому в ночной рубашке и халате», поняла Аллегра. Все, что хотела сказать миссис Гамильтон, было ясно и без слов. «Не валяйтесь в постели все утро», «не спите с моим сыном под моей крышей», «не фамильярничайте», «не подходите ко мне слишком близко».

Через полчаса, когда Аллегра и Джефф оделись и вместе спускались вниз, Джефф попытался сгладить неловкость:

— Моя мама поначалу бывает несколько холодновата с незнакомыми людьми. То ли это от застенчивости, то ли от природной сдержанности, ей нужно время, чтобы привыкнуть к новому человеку.

— Я понимаю. — Аллегра с любовью улыбнулась ему. Она была в розовых шортах, футболке в тон и кроссовках. — Ты ее единственный ребенок, ей, наверное, тяжело сознавать, что ты женишься, думаю, ей кажется, что она тебя «теряет».

Джефф рассмеялся:

— А я думаю, что она скорее испытывает облегчение. Уж как она меня пилила, чтобы я заводил семью! Слава Богу, несколько лет назад наконец перестала — наверное, махнула на меня рукой.

Аллегре хотелось спросить, не тогда ли она перестала смеяться и улыбаться. По виду матери Джеффа можно было подумать, что улыбка не появлялась на ее лице со времен испанской инквизиции.

В кухне они застали миссис Гамильтон, отдающую распоряжения кухарке. Старая ирландка Лиззи проработала в доме больше сорока лет и любила повторять всем и каждому, что исполняет все в точности так, как желает хозяйка. Особенно строго выполнялись указания, касающиеся меню.

Когда Аллегра и Джефф вошли, женщины обсуждали меню ленча. Миссис Гамильтон велела приготовить салат из креветок, заливное из помидоров, горячие булочки и «плавающее суфле» на десерт. Даже от самих названий блюд веяло духом восточного побережья.

— Мы будем есть на веранде, — сообщила миссис Гамильтон светским тоном.

— Мама, не хлопочи ты так рада нас, — заметил Джефф — в этом нет необходимости, мы же не гости, а члены семьи.

В ответ мать бросила на него ледяной недоумевающий взгляд.

Подкрепившись кофе с пончиками. Аллегра и Джефф отправились прогуляться по усадьбе, а затем вышли на пляж. Аллегра пыталась избавиться от тягостного внутреннего напряжения. Казалось, от миссис Гамильтон веяло холодом, а Джефф ничего не замечал, ледяная суровость матери, по-видимому, казалась ему вполне нормальной. Может, он вырос в такой атмосфере, привык и за годы перестал ее ощущать? Но Аллегра не могла себе представить, что значит испытывать любовь и нежность к матери, похожей на айсберг.

Когда они вернулись в дом, миссис Гамильтон уже ждала их на веранде. На столе стояли два кувшина — в одном был лимонад, в другом — чай со льдом. О вине и речи не заходило. Не то чтобы Аллегра испытывала потребность в спиртном, но все же ей это показалось несколько странным. Она села в одно из старых плетеных кресел и стала расспрашивать о доме/сколько ему лет, давно ли он принадлежит их семье. Оказалось, что дом принадлежал двоюродной бабушке Джеффа по линии отца и перешел к ним по наследству после ее смерти тридцать девять лет назад, еще до рождения Джеффа. Как объяснила миссис Гамильтон, Джефф приезжал сюда с самого рождения, вернее, в детстве его привозили, а повзрослев, он стал ездить сам, и когда-нибудь этот дом будет принадлежать ему. Тут ее лицо вдруг ожесточилось, и она вынесла вердикт:

— Думаю, он его продаст.

— Почему это ты так думаешь? — изумился Джефф. Его немного задело, что мать считает его настолько бесчувственным.

— Что-то я не представляю, как ты сможешь и дальше жить на востоке, или я не права? — все так же холодно спросила мать. — Ты же собрался жениться на калифорнийке. — Последние слова прозвучали как обвиненне, какие уж тут добрые пожелания по случаю свадьбы!

— Я еще не задумывался, где мы будем жить, — дипломатично ответил Джефф, не желая ранить чувства матери. Впрочем, Аллегре такая предосторожность показалась совершенно напрасной: миссис Гамильтон, казалось, была прочно закована в пуленепробиваемую броню. Мать Джеффа совершенно не походила на ее собственных родителей, более того, она не походила вообще ни на кого из знакомых Аллегры. — Я должен закончить работу над фильмом до сентября, до нашей свадьбы, а потом планирую приступить к новому фильму. Кто знает, сколько это продлится. — Он робко улыбнулся.

Аллегра не верила своим глазам. Что он такое говорит? У нее адвокатская практика в Калифорнии. Более того, она работает в такой области юриспруденции, которой можно заниматься только в Голливуде, и Джефф это прекрасно знает. Впрочем, что бы он ни говорил, на его мать это, похоже, все равно не произвело впечатления, а через несколько минут их позвали к столу, и разговор прервался. Ленч проходил в натянутой обстановке. Лиззи прислуживала за столом, а Аллегра и Джефф безуспешно пытались поддержать светскую беседу.

После ленча Аллегра и Джефф снова вышли прогуляться по пляжу. Когда они остались одни, Аллегра спросила Джеффа, что значат его слова за ленчем.

— Ты же знаешь, что при моей работе я не могу себе позволить переезжать с места на место. Я адвокат в очень специфической области.

Джефф и сам понимал, что его слова сильно встревожили Аллегру, но так он пытался ублажить мать.

— Я сказал это, только чтобы успокоить маму. Она не должна считать, что единственный сын покидает ее навсегда. Но независимо от этого ты при желании вполне могла бы работать в Ныо-Йорке. Не забывай, в Нью-Йорке есть Бродвей, музыканты, телевидение.