наводниться придворными, но отправился вглубь замка, в башню Северного Ветра. Подняться на самый верх ее все еще было ему не по силам, однако вид лежащего как на ладони Фальрунна из решетчатого окна-бойницы где-нибудь в середине пути успокоил бы жаждущую уединения душу.

Она проследила за ним от дверей зала, последовала на расстоянии, догнала там, где расходящиеся советники не могли уже увидеть и услышать. Приблизилась, сжимая перед собой руки, и решительно посмотрела ему прямо в глаза:

— Я желала бы знать, на что ты переплавил мое кольцо.

— Что вам за дело, леди Амаранта? Скоро у вас будет пропасть колец и прочих драгоценностей.

— Вы прекрасно понимаете, лорд Нальдерон, — она сильнее стиснула собственные пальцы, переходя на предложенный им тон, — что мне за дело.

— Ничуть. Вы сами отказались от него, леди; ведь помолвка расторгнута. Я, впрочем, не попросил бы его назад, однако вернули его вы по собственному намерению.

Амаранта вспыхнула — не слишком ли часто за последнее время, или он просто не замечал этой привычки ранее? — и топнула ногой:

— Ты теперь постоянно острый и колючий, как… птицеёж!!

Наль нахмурился.

— Как можешь рассуждать ты о птицееже, если никогда его не видела?

— Кузен Лунедвар видел, на пути в Восточные Королевства. Он весьма раздражителен…

— Так это у вас в роду, — перебил бывший жених.

— Ты прекрасно знаешь, что я говорю о птицееже, Наль! — вскричала Амаранта, всплескивая руками. — И это ты с ним как нельзя более схож! Он все время готов уколоть, угрожающе топочет и гремит своими длинными иглами. А когда бежит, то роняет их по пути.

— Я, по крайней мере, не собираюсь ронять свои мечи, — пробормотал Наль.

* * *

Тунику долго вымачивали в холодной воде, в тазу с соляным раствором, потом обрабатывали особенно въевшиеся кровавые разводы слабым уксусом, застирывали щадящим краску мыльным корнем. Превосходный материал с честью выдержал испытания и едва ли побледнел. Айслин внимательно рассматривала одежду, бережно поворачивая в руках. В глубоком кресле у кухонного очага леди Фрозенблейд отдыхала от утренних хлопот, но как и сын ее, по привычке почти не могла бездействовать.

До прихода лекаря она ухаживала за Эйверетом. Потом собрала всю прислугу, получила отчет о положении дел в особняке и отдала распоряжения. Обходя залы, выглянула в сад с балкона позади дома, и невольно схватилась за перила, не дыша.

Наль не ушел с утра — он стоял внизу, под рдевшими осенним огнем гроздьями рябин. На нем были простые льняные штаны, кожаные туфли и черная безрукавка на голое тело — чтобы скрыть повязки — поняла Айслин. Он убрал волосы в узел, а на траве у ног его лежал Синий Лед. Обеими руками Наль держал Снежный Вихрь. Движения его были медленными, и похоже, требовали всей сосредоточенности. Он отрабатывал самые простые выпады и защиту. Напряженные, стиснутые белые губы выдавали, чего ему это стоит.

Дверь под балконом отворилась — Эйруин вышел во двор и остановился рядом. Айслин не видела лица.

— Нальдерон…

Ответа не последовало.

— Будь благоразумен. Дай ранам твоим зажить.

Однажды он уже слышал эти слова во Дворе Перехода. И на собственном опыте доказал единственно верное для себя решение. Желчная усмешка скривила на мгновение губы юноши, но в словах сквозил горький холод поздней беспросветной осени.

— Еще ли надеешься ты, что они заживут?

Теперь замолчал Эйруин. Наль с усилием провернул в правой руке меч, неловко вонзил в землю. Смахнув с лица прядь волос, прямо посмотрел в глаза дяди, понизил сделавшийся стальным голос.

— Либо помоги мне восстановить прежнюю форму, либо не мешай.

Эйруин растерянно коснулся висящего у пояса меча — он собирался в город. Айслин сильнее сжала перила, напоминая себе, что сын ее закален в многочисленных жестоких битвах, и заставила себя вернуться в дом. Там она составила вместе с камерарием и служанкой список необходимых покупок — восковые свечи, цветные нитки, шелк и сукно, красное вино для тарглинта, дюжину бутылей яблочного сидра, столько же «лунного сияния», три головы твердого сыра, настойки с корнем мандрагоры и сонной одурью от бессонницы и болей.

Если в скором времени Наль не вернется к работе, нехватка средств станет действительно ощутимой. Придется отказаться от хорошего вина, возможно, покупного мяса и муки. Пока же с тяжелым сердцем Айслин прибавила к списку благовония для тела, ведь исналорцев ожидало много праздников. Запасы могли истощиться. На специях пришлось экономить, а фруктов из Западных Королевств младшая семья Фрозенблейдов этой осенью не увидит. Пиры, если конечно в сложившихся обстоятельствах они соберутся устроить хотя бы один пир, будут скромны, как у едва сводящего концы с концами Третьего Дома. Но ей не привыкать. За лорда Третьего Дома выходила она замуж и готова была перенести с ним все лишения, кроме жестокой разлуки.

Айслин спустилась в кухню, утвердила блюда на весь день, напомнила о морошке с медом для сына и мужа. Хозяйка, которая не передаст невестке дома еще десятки, сотни зим. Или ветвь Лонангара совсем прервется.

Внезапно шум из северного конца сада донесся до кухонного окна. Происходило нечто немыслимое, и Айслин поспешила в сад.

— Не смей поддаваться мне, Эйруин! — в ярости кричал Наль, задыхаясь. Айслин видела из-за кустов шиповника и раскидистой яблони, как он швырнул на землю Снежный Вихрь и наступал на дядю, бледный до синевы, но с горящими глазами. — Не смей держать меня за ребенка, которому отраден самообман и нужна опека!

— Нальдерон… — Эйруин поднял безоружные ладони. — Ты должен понимать… Немного разумной заботы…

— Забирай ее с собой! Уходи! — резкий, неожиданно властный жест напомнил, что говорит не только сын и племянник, но глава семьи, имеющий право приказать. Можно было представить, как застыло лицо Эйруина, когда, подчиняясь, опустил он глаза и молча подобрал свой меч.

Леди Фрозенблейд низко опустила голову и быстрым шагом вернулась в дом, где пыталась теперь занять себя и более ни о чем не думать. Крупа и Нагломорд свернулись клубочками между очагом и креслом, откуда посматривали на Айслин пять жмурящихся от тепла и умиротворения глаз.

Одежду Наля, в которой он вернулся раненым, тщательно выстирали, однако та была беспощадно изорвана в лесу. Особенно жаль было подарка Амаранты — нарядной, праздничной туники, которую та выткала сама из лучшего атласа накануне летнего солнцестояния. Золотые витиеватые узоры украшали глубокий, по моде младших поколений, узкий вырез и жесткий воротник, каймы оканчивающихся над локтем широких рукавов и подол до середины бедра. Наль надел тунику в день возвращения, отправляясь на обед к Нернфрезам.

От