Сволочь Славка же за советы всегда получал жидкую валюту, которую выпивал в гордом одиночестве.

И чуваши, сами не дураки выпить, восторженно задрав головы, смотрели, как ходит кадык на Славкиной шее, когда он высасывает, в один прием, поллитру «из горла». Глаза их сияли, как у детей в цирке, глядящих на канатоходца или фокусника.

Во дворе дома с велосипедом росла огромная старая береза. При ветре с нее сыпались сухие коряги, а все лето разнообразная дрянь, угнездившаяся в коре, пожирала все, что росло у чувашей на огороде. Трухлявая береза раскачивалась и грозила снести несколько телеграфных столбов при падении, но чуваши ее не трогали, потому что на березе было несколько вороньих гнезд и там были птенцы.

Наконец в октябре, после того как осыпались с дерев златые листья, они толпою подступили к Славке и, поднеся ему ритуальную поллитру, упросили подобно пращурам нашим: «правити и владети», и смысле взять руководство при спиливании березы.

Несколько умелых мужиков советовали чувашам залезть на дерево и потихоньку, начиная с вершины, ветку за веткой, спилить и спустить на землю. Вероятно, затем и обратились чуваши к Славке, поскольку у него имелись крюки для ног, называемые «кошки», на которых он лазал по деревянным столбам. По Славка изрек: «Херня!», и чуваши безропотно покорились.

— Аккурат между столбами и домом ляжет, — уверил он, выстраивая чувашей подобно бурлакам на Волге с картины Репина. При этом количество матюгов, которыми Славка наградил каждого из участников драмы, вряд ли уместилось бы у них за пазухами.

Наконец орда построилась. Древопилы затаились с двуручной пилой у корней, топорники изготовились, Славка отхлебнул из бутылки и махнул:

— Давай!

Жаркая работа закипела. Подбадриваемые матюгами Славки и его командами «правея, левея», чуваши что есть сил сгруппировались, рванули, и береза с грохотом и последствиями, с которыми летит из буфета сервиз с посудой, точно легла на дом с велосипедом.

Чуваши замерли с открытыми ртами и канатом в руках, глядя, как обнажились поломанные стропила, а с обломков крыши медленно, будто льдинки в апреле, сползают остатки шифера.

Я ждал, что волна неизбежного в таком случае народного гнева покарает скотину Славку, но он тончайший психолог.

— Ага! — сказал он торжествующе. — Что я вам, придурки, говорил! У нее же, у березы вашей гребаной, вся внутренность сгнивши! Поллитра входит.

И чуваши взволнованно затолпились у дуплястого пня березы. Так и не сбылась моя мечта увидеть, как народ учиняет возмездие.

Но сбылось реченное Господом: «Мне отмщение и аз воздам». И сподобился я зрелища удивительного, кое и описать трудно.

В отличие и в противовес чувашам скотина Славка чрезвычайно вороват. Он волок все, на что падал его мутный взгляд, не особенно задумываясь, чем бы спертое могло ему послужить.

— А вона что ...— сказал он мне как-то утром, показывая неизвестно откуда украденную круглую металлическую щетку, скорее всего часть вала, которым уборочные машины скребут снег и лед с асфальта. — Две штуки взял!

— А тебе на что?

— Да ты че! А трубу-то чистить! Как раз по диаметру! Как в птичий глаз пойдет!

С похмельным азартом Славка приставил лестницу и полез на крышу. На треск ломаемого шифера выскочила его жена, но он, не отвечая на ее визгливые проклятия, неумолимо, как самурай, сантиметр за сантиметром, двигался к печной замысловатой трубе. Она под срез крыши кирпичная, а дальше, как объяснял Славка чувашам, «для тяги» в нее вделана асбестокерамическая труба, придававшая дому сходство с паровозом.

— Паразит! — кричала жена. — Всю крышу поколол!

— И хрен с ней! — азартно ползя по коньку, ответствовал Славка. — Все равно шифер старый!

С руки у него, как у ковбоя лассо, свешивалась бухта веревки со стальной круглой щеткой на конце.

На улицу высыпали все поколения чувашей, на соседних заборах грудями повисли соседки. Славка с необыкновенным артистизмом выпрямился на коньке и, балансируя, пошел к трубе. Даже жена визжать перестала.

— Видал! — сказал, торжествуя, Славка. — Облегчения-то какая вышла! Продерет, как солдат Яшка девку Машку! Это же сталь! Вона как ложится, аккурат в диаметр. Раз-раз и готово!

Я не стал досматривать, как он будет «шворить», по Славкиному выражению, сажу. И ушел в дом.

Часа через два, когда я вышел на крыльцо, Славка еще оставался на крыше.

— Вишь, ты! Заело! — сообщил он мне. — Туды-то вошло, но не до конца, а назад оно ж выворачиваться должно, а диаметр не позволяет. Навроде зонтика. «Туда соколом, а обратно колом!» Вот такой геморрой получается! Ничего, счас пропихнем!

Второй раз я вышел на истошный визг Славкиной жены.

Славка раскачивал и отрывал пятиметровую телевизионную антенну, сделанную из дюралевой трубки.

— Не ори! Она уже сгнивши вся. Новую поставлю.

Оторвав антенну, он, как эквилибрист с шестом, прошел по крыше обратно к трубе. Крыша уже вы глядела так, будто в нее била артиллерия.

Номер, выполненный Славкой, украсил бы лучшие цирки мира. Когда он подходил к трубе, то не мог, как ни пыжился, поднять пятиметровую антенну. А когда отходил, то не мог антенной вышеуказанной длины попасть в отверстие печной трубы.

Он гулял по крыше несколько часов, каждую минуту рискуя свалиться и сломать шею, окончательно превратив кровлю в кашу из шифера.

Акробатика Славки уже всем наскучила, и даже чуваши ушли с улицы, утратив веру, что Славка когда-нибудь попадет антенной в трубу.

Но чудеса бывают, а труд, даже дурака, бывает в конце концов результативен. Когда я уже под вечер собрался ехать в город и запирал дом, раздался ликующий крик Славки:

— Есть!

Я оглянулся. Конец антенны наконец-то попал в трубу. Славка, быстро перебирая ногами, бежал проталкивать ее глубже.

— Есть! — крикнул он второй раз, когда антенна поднялась над трубой.

Но в третий раз крик не получился, потому что жердина антенны покачнулась и точно срезала асбестоцементную трубу до основания.

— Есть! — крикнул кто-то с улицы.

Славка, как лягушка-путешественница, распластался в воздухе и шмякнулся с крыши куда-то во двор!

— Есть! «Скорую помощь» вызывайте.

Он переломался так, что только проспиртованностью организма можно объяснить его быстрое выздоровление. А ворованную стальную щетку извлекли, только разломав печь. Так что, ползимы Славка лежал у чувашей в доме с велосипедом.

Я простил и его вороватость, и его хамство и даже не удивился, когда жена недавно мне сообщила:

— Ты представляешь, Славка от нашего участка себе сотку отрезал. Нужно что-то делать!

— Ничего я не буду делать!