Когда Рен потерялась в темноте его глаз, она осознала то, что знала уже некоторое время. Это была одна из невыразимых неоспоримых истин вселенной, мерцающих в глубине его изумленного взгляда. Хэл Кавендиш принадлежал ей, и он сделает все, о чем она попросит. И она сделает то же самое.

Ей показалось, что она летит.

– Не волнуйся, ты не делаешь мне больно, – хрипло прошептала она. Когда он поцеловал ее, она почувствовала его облегчение, словно кусочек сахара, прижатый к языку. Нет, он не мог причинить ей боль. По крайней мере, специально.

Рен долго не могла заснуть после того, как его дыхание замедлилось. Этого бодрствования требовало ее тело. Она не могла успокоиться, пока не убедится, что у нее не отберут его.

35

Рен очнулась от кошмара. Когда она открыла глаза, то не увидела ничего, кроме темноты, окутавшей ее, как одеяло, натянутое на голову. Мягкие тени были испещрены слабым светом фонарей за окном. Ее дыхание выровнялось, хотя желудок скрутило.

«Я в аббатстве, – напомнила она себе. – Я в безопасности».

Но каждый нерв напрягся от страха. Сквозь треснувшее окно холодный воздух принес электрический заряд, от которого у нее на руках волосы встали дыбом. Он обещал грозу. Она почувствовала что-то еще – что-то быстро приближающееся и злобное. Во время войны она научилась просыпаться даже от треска ветки. Прямо сейчас аббатство было слишком похоже на поле боя, с невидимыми опасностями, скрывающимися вне поля ее зрения.

Когда ее глаза привыкли к темноте, она заметила Хэла, сидящего рядом. Одеяло было обернуто вокруг его талии, обнажая грудь. Бледный свет луны окрасил бугры его мышц глубокими синими тенями. Рен потянулась к нему, подушечками пальцев дотронулась до позвоночника. Все его тело напряглось от ее прикосновения, но, когда он обернулся, облегчение смягчило черты его лица.

– Ты тоже это чувствуешь? – спросила она.

– Да. – За беспокойством в его глазах виднелась невероятная нежность. – Мы должны пойти к Драйден.

Как только они оделись и собрали вещи, в дверь три раза постучались. Уна с осунувшимся лицом вошла в комнату.

– Нам нужно идти.

Холодный кулак беспокойства сжался вокруг сердца Рен.

– Ты думаешь, это Гвардия?

– Вполне вероятно, – со стальным выражением лица ответила она. Если Уна и боялась, то никак этого не показала. – Мы немного оторвемся от них.

Они прокрались по темным коридорам и вышли в главный зал. Лунный свет пробивался сквозь витражное стекло. Сквозь затянувшуюся дымку церемониального дыма он волнами ложился на пол. Рен, словно загипнотизированная, смотрела на длинные красные полосы. Цвет крови. Цвет рубинов, сверкающих на руках Лоури. Это слишком сильно напоминало ей Колвик-Холл.

Рен шла за Уной сквозь мрак. Они вышли через главные двери аббатства. Они с грохотом захлопнулись за ними, как от удара молотка. Снаружи было слишком тихо. Слышались лишь порывы ветра, которые взъерошили ее волосы и проскользнули под куртку, как лезвие. Уна сделала шаг вперед – и остановилась как вкопанная.

Рен потребовалась секунда, чтобы увидеть их. Отряд гвардейцев в черных мундирах был разбросан по двору, как тени, тусклый лунный свет мерцал на серебряных пуговицах. Они сверкали, как ряды чудовищных маленьких глаз.

В одно мгновение вся ее надежда рассыпалась, как пепел. Это был конец.

Вперед вышла женщина, на ее униформе сверкала звезда бригадного генерала. Ее голос зазвенел, усиливаясь в холодном воздухе.

– Уна Драйден, Рен Сазерленд и Хэл Кавендиш. Вы арестованы за заговор против короны.

Никто не шелохнулся. Никто не дышал. Собрать ее чувства во что-то связное – все равно что собрать разбитое зеркало, каждый осколок. Фрагментированное ощущение, вечность, сжатая в мгновение.

Ощущение руки Хэла, скользнувшей в ее ладонь.

Смирение, которое превратило его лицо в холодную маску.

Уна провела рукой по символу Богини на лбу.

– Хорошо, – сказала она. – Вы поймали нас.

Гвардейцы шагнули к ним. Некоторые из них колебались. Хотя Рен не могла разглядеть их черты в вязкой темноте, она догадывалась, что с некоторыми из них была знакома. Сколько из них служили под начальством Уны? Сколько из них сражались на войне с ними бок о бок?

Уна подняла руки, вздернув подбородок к небу. Еле слышно она сказала:

– Мы умрем как предатели, но мы умрем, совершая правильный поступок.

– Уна…

Она не могла это сделать. Их было слишком много.

Но Уна встала перед Рен и Хэлом и направилась к Гвардии. Каждый неторопливый шаг эхом разносился по двору.

– Схватите ее, – приказала генерал.

Все произошло слишком быстро.

Двое солдат приблизились к Уне, и она со свирепым криком ударила рукоятью сабли по черепу ближайшего солдата. Оглушительный хруст был похож на выстрел пистолета. Они набросились на нее, как волки, и Рен потеряла ее из виду в вихре черных шинелей.

«Нет». Ее магия исчезла, но она не могла – она не позволит им схватить Уну.

Ее тело двигалось само по себе. Она прыгнула вперед, но прежде, чем смогла нанести удар, руки, похожие на когти, поймали ее сзади. Они оттащили ее назад, и она дико забилась в их хватке.

Затем внезапно хватка ослабла.

Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее противник застыл на полпути. Его лицо было белым, искаженным ужасом. Каждое сухожилие на шее напряглось. Каждая жилка вздулась на висках. Он отшатнулся назад, его рот открылся в крике. Он был похож на звук разбитого стекла. Он заполз ей под кожу так глубоко, что она теперь никогда не сможет избавиться от него. Он рухнул грудой дрожащих мышц, его дыхание было пронзительным и хриплым.

Хэл.

Кто-то закричал.

– Проклятье, не смотрите ему в глаза!

Рен обернулась и увидела, как серебряное свечение исчезает из фолы вокруг глаз Хэла. Секундный взгляд стоил ей дорого. Резкая боль вырвала испуганный крик из горла.

В ее плечо воткнули шприц, из флакона в вены стекала бледно-зеленая жидкость.

Рен сразу же узнала ее. Мощное обезболивающее средство, состоящее из вареных трав, от утренней славы до женьшеня и пинеллии тройчатой. Когда ледяное онемение потекло по руке, перед глазами потемнело. Последнее, что она увидела, – Хэл, протягивающий к ней руку, и черный капюшон, натянутый на его лицо.

36

Рен открыла глаза под ровный ритм тиканья часов. Голова пульсировала, желудок бурлил. Она почти сразу поняла, где находится.

Башня.

Ее запястья и лодыжки были привязаны к стулу, а кожа уже покраснела и натерлась там, где впивалась влажная веревка. Она потянула ее, но та не поддалась.

– Ты очнулась.

Она ахнула, чуть