А непосредственный современник событий Парацельс, имея в виду изменение человеческой природы, неизбежное в годину бед и национальных катастроф, вдруг буквально взрывается таким замечанием: «И если рождаются такие чудовища, надо полагать, что это творения природы, хотя внешне они не отличаются от человека». (Paracelse. De Homunculis, 1658).

Великий мистик Якоб Бёме, чьё учение в дальнейшем использует в своей строгой философской системе Гегель, напишет в это время свой труд «Аврора, или восхождение к истине», в котором ясно даст понять своим современникам, что Апокалипсис уже наступил, и они просто не замечают его из-за своей духовной слепоты. Я. Бёме в этой таинственной книге будет рассказывать о втором пришествии Христа, которое возможно лишь с появлением Антихриста, а не о последнем ли и говорил Парацельс как о чудовище, внешне очень похожем на человека? Христос, согласно Я. Бёме, явится на землю лишь для того, чтобы срубить Древо Зла, которое разрослось настолько, что под своей сенью собрало уже огромное количество людей, ослеплённых лжепророчеством. Это Древо Зла должно быть уничтожено божественной секирой. Дабы расцвело Древо Добра. Заметим, что, согласно В. Турбину, именно эта идея и легла в основу знаменитого стихотворения Пушкина «Анчар». Вот так и возникает «связь времён» между поэтами разных эпох и стран. Помните первые строки этого шедевра, в которых описывается картина апокалиптического характера?

Этот отрывок вполне можно воспринимать как образное воспроизведение того, что рисовалось визионеру Я. Бёме, современнику Тридцатилетней войны в Германии.

Но в немецкой литературе первой половины XVII в. главное место бесспорно принадлежит лирической поэзии, а не мистическим откровениям Бёме. И поэзия смогла отразить это Пришествие Зверя.

ХVII век с его войнами, нашедшими свое воплощение в развитии культуры, более всего оказался близок к веку ХХ-му. Поэзия того периода, основательно забытая уже в ХVIII веке, была извлечена из небытия именно после Первой мировой войны. Отравленные газами под Ипром и Верденом стали читать Опица и Грифиуса, заново открывая их. Но по-настоящему их время пришло после 1945 года. Люди нашли в них как бы товарищей по несчастью, союзников, стали вдумываться в их нравственные уроки. В огне и кошмаре Тридцатилетней войны (1618 – 1648) родилась у немцев большая поэзия. Видимо, утверждение, что, когда говорят пушки, музы молчат, не совсем верно. О самой войне – её причинах, ходе и последствиях – расскажут историки. Но несколько предварительных слов необходимы, чтобы войти в тему. Война была религиозной – между католическими и протестантскими князьями Германии. Для немцев – междоусобная, братоубийственная война, но она быстро приобрела общеевропейский характер: в ней участвовала и Франция, и грозная Дания, и могущественная Швеция. Германия оказалась ареной военных действий и потому более всех пострадала: треть её населения погибла, многие земли были разорены, политико-экономическое развитие затормозилось на два столетия. Страшную в своей выразительности картину бедствия создал поэт Мартин Опиц.

Если не знать, когда написаны стихи Опица, можно подумать, что они созданы в ХХ веке, в конце Первой или Второй мировой войны.

В ту же пору сказали своё слово Пауль Флеминг (1609 – 1640), Андреас Грифиус (1616 – 1664) и Христиан Гофмансвальдау (1617 – 1679). Их стихи донес до русскоязычного читателя замечательный поэт-переводчик Лев Гинзбург. Ему удалось побывать на местах всех главных сражений Тридцатилетней войны: он видел и Белую гору в Праге, и сожженный в годы войны Магдебург, выдержавший осаду Штральзунд, города Силезии, поле битвы народов под Лейпцигом. Он побывал в Лютцене, где погиб шведский король Густав-Адольф, он видел замок, где сложил голову Валленштейн, даже трогал рукой наконечник копья, которым его закололи. Он сроднился с поэтами, которых переводил. Перед ним представали как живые «священные камни Европы» – не только соборы и замки, но и набитые людьми каменные дома, дом к дому, булыжники, брусчатка мостовой. Камни вопияли…

Преобладающими жанрами немецкой поэзии этого периода являются сонет, ода, эпиграмма и различные песенные формы.

Представителем старшего поколения немецких поэтов был Георг Рудольф Векерлин (Georg Rudolf Weckherlin, 1584—1653). Сын чиновника вюртембергского двора, он получил прекрасное образование, владел многими европейскими языками, совершил несколько путешествий за границу с дипломатическими поручениями. По своим религиозным и политическим взглядам он придерживался отчетливо выраженной антигабсбургской ориентации. После поражения протестантов в битве при Белой Горе (1620) Векерлин покинул Германию и переселился в Англию, где с 1626 г. почти до самой смерти занимал пост государственного секретаря (это положение сблизило его с великим английским поэтом и публицистом Джоном Мильтоном). Еще до отъезда, в 1618—1619 гг. вышли его «Оды и песни» в двух томах. Позднее, в 1641 г. в Амстердаме появились его «Духовные и светские стихотворения».

Его сонет «К Германии» звучит призывом к борьбе против «тиранов», под которыми он подразумевает полководцев католической Лиги и австрийский дом Габсбургов:

Именно как безумие, неожиданно завладевшее умами христиан, и воспринимает Тридцатилетнюю войну Векерлин. Тема безумия, помрачение светлого разума станет своеобразным лейтмотивом творчества многих поэтов этой поры. А известно, что кого хочет наказать Бог, того лишает Разума. Безумие – это и есть наказание, посланное сверху. Вспомним, что эстетика барокко любит всякого рода проявления безумия, как высшего воплощения свободы гения. И события Тридцатилетней войны давали для такого творческого безумного порыва немало поводов. Это была по-настоящему неистовая лирика, лирика аффекта, передающая сознание людей, на которых сверху обрушились Небеса, и Армагеддон стал происходить непосредственно у них на глазах.

Андреас Грифиус нашел емкую формулу страшного времени и вынес её в название сонета «Слезы Отечества, год 1636»: