Основной предмет страсти главного героя – крестьянка Лауренсия, которой он не дает прохода. Находясь в боевом походе, командор не знает, что Лауренсия вышла замуж за крестьянина Фрондоса. Свадьба имеет символическое значение в этой пьесе. Введение в действие плясок и песен символизирует национальный дух испанского крестьянина. Свадьба оборачивается слезами. Командор похищает свою возлюбленную, а ее жених Фрондос попадает в темницу.

В создании образов людей из народа проявляется новаторство Лопе де Вега. Он вводит нового героя. Этим героем является не аристократ, а простой крестьянин (Лауренсия, ее жених, ее отец). Именно Лауренсия возглавляет народный бунт. Ей удается бежать, она призывает остальных отомстить хозяину. Подлинным героем этой драмы является коллективный герой – вся крестьянская община. На вопрос: «Кто убил командора?» каждый отвечает: «Фуэнте Овехуна». Не будучи «кавалерами Калатравы», жители селенья, тем не менее, совсем не собираются мириться, например, с тем, что у командора в деревне что-то вроде постоянно пополняемого гарема из местных девушек и молодых замужних женщин (и отказ вступить в него чреват, мягко говоря, последствиями). Ничего «лестного» ни для себя, ни для своих жен и дочерей они в этом не видят. Командор понимает это как недостаток цивилизованности, ведь он действует в рамках феодального средневекового понятия справедливости. Речь идёт о праве сеньора на первую брачную ночь.

Право первой ночи— предположительно существовавшее в Средние века в европейских странах – право землевладельцев и феодалов после заключения брака зависимых крестьян провести первую ночь с невестой, лишая её девственности. В некоторых случаях крестьянин имел право откупиться от этого уплатой особой подати. Мы можем только догадываться о происхождении подобного права. Известно, что культ земли играл в Средневековье колоссальную роль, а, согласно архаическому мышлению, – земля – это лоно, из которого всё произрастает. Следовательно, феодал, этим лоном владеющий, имел право владеть и всем тем, что могло ассоциироваться с этим одним большим лоном. Командор ордена Калатравы выступил как борец против мавров во время реконкисты и поначалу жители «Овечьего источника» восторженно встречают победителя, своего господина как истинного защитника веры. Он же милостиво позволяет им пользоваться той землей, которая ему принадлежит, и которая их, крестьян, кормит. За это и приходилось приносить определённые жертвы. Не считая общего улучшения породы, феодалы, таким образом, обновляли свою кровь и избегали вырождения, а на свет появлялись различные бастарды, многие из которых проявили себя уже не на земле, а в различных областях культуры, право первой ночи было буквально намертво встроено в систему феодолизма вплоть до века Просвещения (вспомним «Безумный день, или женитьбу Фигаро» Бомарше). Но стоит только заявить феодалу о своих правах, согласно законам феодального землевладения на право первой ночи, что вполне законно и объяснимо в рамках этой логики, как крестьяне поднимают бунт. Но почему же тогда до конкретного случая с Лауренсией ничего подобного с ними не происходило? Почему до этого всё селение безропотно подчинялось установленным правилам? Лопе де Вега ломает здесь законы средневековой хроники. Он отказывается воспринимать крестьянское восстание как бунт нищих и темных (т.е. глупых и жадных). 23 апреля 1476 г. был убит командор ордена Калатравы дон Фернандо Гомес де Гусман, герой реконкисты и защитник истинной веры. Теперь мы уже никогда не узнаем, действительно ли реальный командор заслуживал смерти или это была слепая вспышка народного гнева, «бессмысленного и беспощадного». В пьесе всё буквально зациклено на образе красавицы Лауренсии. Она не только смогла убежать от всесильного феодала, но ещё и убедила своих односельчан, почти каждый из которых до этого спокойно терпел и воспринимал как закон право первой ночи, подняться на бунт против национального героя и защитника веры. Значит, всё дело здесь именно в этом женском непредсказуемом характере? А, может быть, в концепции этого необычного характера проявляется общая установка эстетики барокко на подробное изображение всевозможных аффектов? Ведь необычайно аффектированной будет и музыка, и живопись барокко. Человек в экстазе (вспомним ещё раз «Экстаз Святой Терезы»), человек в состоянии фрустрации, сильнейшего потрясения поистине непредсказуем. Через такого человека, а, точнее, через такое необычное состояние и даёт знать о себе Судьба, ведь именно в этом состоянии всё кажется возможным, а привычные нормы и правила уходят в тень и забываются. Человек в этом состоянии словно зажигается изнутри, словно в нём вспыхивает некий свет, пламень, как на картинах Караваджо. Это, как у Пушкина:

На наш взгляд, в своей пьесе Лопе де Вега и смог передать состояние экстаза разрушения, создав незабываемый характер девушки из народа Лауренсии и задолго до Карамзина в сословном испанском обществе XVII века он словно крикнул публике: «И крестьянки любить умеют!». Я бы сказал, что Лауренсия Лопе де Вега – это его вариант «Экстаза святой Терезы» великого Бернини. И в пьесе есть этот религиозный компонент. Посмотрите, какой коллективный подвиг разворачивается у вас на глазах, когда каждый из простых жителей деревни под страшными муками упорно повторяет одно: «Убил командора Овечий источник». Это и есть метафора источника истинной веры, к которому причастился каждый и который был освещён экстазом поруганной Девы.

И если продолжать говорить о метафоре, как об основном эстетическом принципе барокко, то в этой пьесе Овечий источник превращается в источник Девичий, что не случайно. Агнец божий и Пресвятая Дева находятся в одном смысловом ряду. А если учитывать, что всё барокко возникло из иезуитской борьбы с Реформацией, то, говоря о Деве, мы неизбежно вспомним создателя этого ордена Игнатия Лойолу, который именно Святую Деву избрал, как истинный рыцарь веры, своей Дамой Сердца. В эпоху XVII века никто из тогдашних авторов не говорил слов в простоте. «Темный стиль» Гонгоры и «консептизм» Кеведо тому яркие примеры. Барокко любит иносказания, любит игру слов и намёков. Эта литература предполагает, что её читатель – человек очень умный и образованный. И этих читателей крайне мало. По сведениям П. Шоню («Цивилизация классической Европы») во Франции XVII века было всего 5% грамотного населения. Думаю, в Испании дело обстояло не лучше. Литература предназначалась для избранных и почти в каждом произведении должна была в скрытой форме осуществляться общая иезуитская идеологическая тайная борьба с идеями Реформации. Намек, даже самый дальний, на Лойолу приветствовался как никогда, даже несмотря на внешний бунтарский характер пьесы. Перед нами типичный коллективный мартиролог. Крестьяне принимают муки за Веру. Отсюда и общая умиротворённость пьесы, несмотря на весь её внешний неистовый характер.

Тирсо де Молина

Самым преданным и одаренным учеником Лопе де Вега был монах Габриэль Тельес, писавший под псевдонимом Тирсо де Молина (1579—1648). Тирсо энергично выступал с защитой центрального положения национальной драматической школы: «Ведь если во многих местах своих писаний он, Лопе, заявляет, что не сохраняет канонов античного искусства ввиду того, что ему приходится считаться со вкусами невежественной толпы, никогда не признававшей узды законов и правил, то, говорит он, это только от прирожденной скромности, а также для того, чтобы злонамеренное невежество не приписывало дерзости то, что является в нем результатом определенных художественных намерений».