— Да ладно тебе. Все будет хорошо. — Дан улыбнулся самой храброй своей улыбкой и, приблизив губы к уху девушки, шепнул: — Если б нас хотели убить, то уже сделали бы это, верно? А раз мы еще живы, то зачем-то нужны Маркусу. И я постараюсь узнать — зачем.

— Будь осторожен. — Она всхлипнула, на ресницах повисли слезы.

— Обязательно. — Дан чмокнул Маришу в соленую уже щеку и махнул Ашоту — мол, пока, брат, не поминай лихом.

Перед ним открыли дверь — милости просим, но не забывайте, что вы в гостях.

У порога Дан обернулся:

— Простите, а вы действительно японец?

Японец заметно удивился:

— Почему это? Я бурят.

Глубоко вздохнув и наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, Данила вошел в следующее помещение. Дверь позади закрылась, отсекая путь к отступлению.

Со светом здесь было не ахти, да и вообще мрачновато было. Из мебели Дан заметил лишь большое кожаное кресло, в котором боком к нему сидел некий господин, одетый в мешковатый балахон с выцветшей надписью «Los Angeles Lakers» и с числом «17». Голову господин прятал под капюшоном, нависающим так низко, что разглядеть лицо не представлялось возможным. А еще человек в кожаном кресле хрипло, с присвистом дышал.

— Ты Маркус? — спросил Данила севшим голосом.

Человек ничего не ответил, лишь захрипел громче и чаще.

Да он псих какой-то!.. На спину Дана будто родниковой воды вылили.

— Эй, выпустите меня! — Он пару раз стукнул в дверь кулаком и добавил еще ногой, но без толку: заперто, и металл хороший, а не жесть, проковырять не получится.

Прижавшись спиной к двери, чтобы псих не напал сзади, Дан осмотрелся в поисках выхода. Примерно треть мрачного помещения занимало нечто угловатое, накрытое брезентовым чехлом. А вот в противоположном конце отсека, как и в предыдущем, была дверь, ведущая, надо понимать, к пилотам — гондола ведь не бесконечна, где-то должна размещаться рубка. Данила твердо решил туда прорваться — если уж назад дороги нет, то хоть вперед… Но для этого надо пройти мимо психа в кресле.

— Только не надо нервничать, дядя… — пробормотал Дан, прижавшись спиной к брезенту и протискиваясь мимо странного обитателя отсека.

Так-с, еще шажок. Вот, отлично, самую малость осталось, и…

— Сташев, — хрипло выдохнул человек в балахоне и, упершись ладонями в подлокотники кресла, встал в полный, отнюдь не маленький рост.

Данила так и застыл на месте, задрав голову. В мужике было метра два с гаком. Такой медведю башку свернет — не заметит, что уж говорить о молодом доставщике.

Рука, покрытая безобразными струпьями, схватила Дана за плечо.

— Я знаю твоего отца. — В горле у громадины кто-то заменил голосовые связки на испорченную мясорубку. — Он хороший человек. Он помог мне. Я — Маркус.

Данила, который от неожиданности подался назад и уперся спиной и затылком во что-то угловатое, спрятанное под брезентом, услыхав такие речи об отце, немного успокоился. Если Маркус такого мнения о Павле Сташеве, вряд ли он причинит вред его сыну.

— Вы тот самый Маркус? И вы знакомы с моим отцом? Что с ним? Вы давно с ним виделись? Как его здоровье?

— Он в полном порядке. Главное, ему не угрожает опасность.

Данила поморщился. Кто-нибудь, почините эту мясорубку или хотя бы смажьте ее! Пенопластом по асфальту — и то не так противно!.. А вот смысл сказанного Дану понравился. Мало кто в новом прекрасном мире может похвастаться тем, что ему ничего не угрожает. Это просто отлично, что батя защищен от неприятностей.

— А вы… — Данила засомневался, стоит ли об этом спрашивать, но все-таки решился. — А ваш голос… И ваша рука… Что с вами случилось?

— Сядь в кресло, мальчик, — предложил Маркус. Он словно только и ждал этих вопросов. — Когда-то я был обычным проводником Острога-на-колесах. Ну, может, чуть более ушлым и расторопным, чем прочие, ведь я мечтал стать человеком значительным, чтоб меня все уважали и боялись. Короче говоря, юного меня обуяли гордыня и тщеславие. И однажды в погоне за наживой я попал под контроль слизня.

— Что?.. — Сердце Данилы тревожно забилось. Он почувствовал в ногах слабость и, таки воспользовавшись гостеприимством хозяина, опустился в кресло.

Но Маркус этого даже не заметил — настолько он погрузился в воспоминания:

— На меня напал сокол, слизень на котором разделился — просто не повезло. Зомбоптица улетела, оставив меня валяться у путей. Но на счастье, проводник из соседнего вагона заметил, что со мной случилась беда. Сняв паразита, он затащил меня в поезд и двое суток просидел надо мной, пока я не очнулся. Контакт со слизнем был кратковременным, паразит не успел полностью подчинить себе мою нервную систему, поэтому я не превратился в слюнявого идиота…

Не перебивая, Данила слушал великана в балахоне. Уж очень история Маркуса напоминала расклад доставщика.

— А потом я стал замечать за собой странное…

Маркус стал лучше понимать людей. Он так это называл.

Он мог, находясь у себя в купе, подслушать разговор старшего проводника с барыгами, что уговаривали его взять левый груз. Маркус знал о том, что начальник охраны состава внезапно воспылал страстью к молоденькому бойцу, недавно взятому в команду. Ну и прочее, и тому подобное. И конечно же Маркус сумел эти знания и способности использовать по максимуму. Старшего проводника охрана взяла на горячем, а потом те же люди устроили «темную» своему боссу, да чуток перестарались… Вскоре Маркус стал не последней фигурой в Остроге-на-колесах, а потом и за его пределами. Он плел интриги, зная о своих врагах всё. Он мог то, чего не могли они — проходить сквозь любые стены и заборы, не телесно, нет, но своей сущностью, разумом.

— …И гордыня обуяла меня. Я решил, что я всемогущ. Я избранный! Передо мной почтительно склонялись! И трепетали! Моих врагов преследовали неудачи, а соратники мои возвышались. Со мной хотели дружить, моей ласки жаждали. Я сделал так, чтобы Московский острог зависел от железной дороги!.. Но расплата была горькой. — С этими словами Маркус сбросил капюшон, и взору доставщика предстал истинный лик хозяина Острога-на-колесах.

В ужасе Дан отвернулся. Ничего более мерзкого он еще не видел.

— Да, мальчик, ты прав, на это неприятно смотреть. — Капюшон вновь скрыл лицо Маркуса. — Сначала незаметно, по чуть-чуть начали увеличиваться надбровные дуги. Потом я обнаружил на висках и затылке шишки, которых со временем становилось все больше. Половина зубов выпала, волосы осыпались, конечности удлинились, я стал выше ростом…

Он еще что-то говорил, но Данила его не слышал: он только что увидел собственную перспективу. Он станет таким же уродом, как Маркус. Бугристое лицо, глаз не видно под массивными костными наростами, голова большая, неровная. И вся кожа покрыта язвами!

— Я… я тоже… — Дану удалось вклиниться в монолог, когда Маркус с хрипом втянул воздух в легкие, чтобы выдать очередную тираду о своей нелегкой судьбе.