пешком ускоряла процесс акклиматизации, брать такси не имело смысла, и по настоянию Монро они отправились в гостиницу пешком. Они молча прошли уже половину пути, когда поравнялись с магазином, предлагающим услуги связи. Монро вошла внутрь. Брэдфорду, последовавшему за ней, она сказала, что разговор будет приватный, и он устроился у дверного проема и принялся ждать, сложив на груди руки.

В магазине торговали одеждой, а за стойкой располагалось четыре крошечных кабинки, отделенных друг от друга листами из прессованного картона.

Как и в сотнях других подобных заведений, хозяин заполнил заявку, обычно обрабатываемую национальной телефонной компанией в течение нескольких недель, а то и месяцев, а за доступ к международной линии связи потребовал гарантийный залог в размере годовой зарплаты среднего жителя страны.

Монро выбрала самую дальнюю от входа кабинку и позвонила Кейт Бриден. Не обращая внимания на эхо, громко отдававшееся в ухе, она ввела ее в курс произошедших событий и объяснила, почему направляется и Экваториальную Гвинею.

— А Бэрбанк знает, куда вы едете? — спросила Бриден.

— Я говорила с ним перед отъездом из Европы, и он знает, что я в Камеруне. Они приставил ко мне своего человека, так что, несомненно, в курсе. Если будут новости, я сообщу ему, а звонить просто так не имеет никакого смысла.

Основная цель этого разговора заключалась в налаживании связи. Монро обещала звонить из Экваториальной Гвинеи каждую неделю. Если таковой ход событий не воспоследует, то для Бриден это будет сигналом о каких-то неприятностях, постигших их экспедицию. Завещание Монро и ее последние распоряжения находились у Бриден, знавшей, что в таком случае делать.

Беседа длилась шесть минут, а счет был выставлен за девять. Монро положила деньги за семь минут и кивнула на часы:

— Я заметила время.

— А разве вы не в курсе, что Америка в другом поясе? — поинтересовалась телефонистка.

— Каждая минута в Соединенных Штатах состоит из шестидесяти секунд, — ответила Монро. — Как, впрочем, и здесь, в Камеруне. — И перешла на местное наречие: — За базар я заплатила.

Когда она вышла на улицу, Брэдфорд спросил:

— А на скольких языках ты говоришь?

— В досье все указано, — сухо ответила она.

— Да, я знаю, — согласился он. — И все же?

— На двадцати двух.

Он присвистнул:

— Это что — мировой рекорд?

— Если добавить еще сорок, то будет около того, — сказала она. — Иногда диалекты идут в зачет, а иногда — нет.

— Как тебе это удается? Я хочу сказать, что, кроме арабского, не знаю других иностранных языков, они мне никак не даются. В чем секрет?

Она пожала плечами:

— Я не знаю. Они как-то сами усваивались, сколько я себя помню. Благословенное проклятие или отравленный дар, если ты меня понимаешь.

— Боюсь, что нет.

Она повернулась к нему.

— Я всегда понимала то, о чем говорилось в моем присутствии. В шесть лет я говорила на английском, на языке моей няни из племени мокпве, наречию меня научил наш водитель-нигериец, фанге помог освоить садовник, а повар общался со мной на французском — одном из официальных языков страны. Когда я начала говорить на диалектах, местные стали смотреть на меня с подозрением. Они воспринимали меня как колдунью: по их мнению, я знала нечто из свода запретных премудростей, и боялись джу-джу.

— Джу-джу?

— Колдовство и суеверия в местной культуре очень распространены. Я об этом и не задумывалась: как я уже сказала, языки мне давались легко, а я много времени проводила с местными жителями, так что все объяснимо. Но когда я подросла, то переехала в Дуалу, а круг общения там был гораздо шире. Через пару месяцев я добавила к языкам арабский и греческий и тогда поняла, что отличаюсь от других.

— Я удивлен, что ты не работаешь на Агентство национальной безопасности, или ЦРУ, или еще какую-нибудь подобную контору.

— Я обратила внимание на то, что в досье об этом тоже ничего не говорилось.

— О чем?

— О попытках меня завербовать и предложениях работать на них.

— Я так понимаю, что ты их отвергла.

Монро язвительно усмехнулась.

— Они не так хорошо платят.

— Послушай, а как же быть с чувством патриотизма?

Она замолчала, раздумывая, а потом взглянула на него и переспросила:

— Чувство патриотизма? Сколько лет ты прослужил в армии, Майлз?

— Такое впечатление, что полжизни.

Она кивнула.

— Все, кто служит, достойны благодарности и признательности, и я не сомневаюсь в том, что ты их заслужил не меньше других. Я ценю патриотизм, но и только. Я не такая, как все. У меня нет привязанности или тяги к одной отдельно взятой стране. Для этого, мне кажется, необходимо чувство приверженности той или иной системе. — Она посмотрела ему в глаза, чтобы убедиться, что он ее понимает, и добавила: — Патриоты защищают родину, Майлз. А где мой дом?

— Не понимаю. Ты же американка!

— Разве? — искренне изумилась она. — А что меня, собственно, делает американкой? Наличие паспорта?

— Ну и это тоже. И там корни твоих родителей.

— А мои — разве там? — Она вздохнула. — Я родилась в Камеруне. Прожила почти восемнадцать лет здесь и в соседних странах, но я не камерунка. Я понимаю язык и культуру Турции лучше, чем Америки. Но я не турчанка. У меня есть паспорта трех стран, я жила в тринадцати и говорю на двадцати двух языках. Какой страны я должна быть патриотка? Где моя родина?

— А какая тебе ближе других?

— Никакая! — ответила она и, уже жалея, что слишком разоткровенничалась, сменила тему: — Когда мы были рядом с телефоном, ты так и не стал никому звонить?

— Не бери в голову, — успокоил он. — Те, с кем я общаюсь, знают, что моя работа сопряжена с опасностью. Перед тем как уехать, я обо всем позаботился.

— А ты знал, во что ввязываешься, когда соглашался?

Уголки его губ дрогнули и поползли вверх.

Глава 8

Послание от Бонифация Акамбе был доставлено в отель через пять дней. В номер Монро постучали, и старший сын Акамбе вручил ей небольшой коричневый конверт. Усадив его на стул возле кровати, Монро сравнила подделки с оригиналами, потерла пальцами по фотографиям и потом присмотрелась к ним под углом. Убедившись, что все в порядке, она одарила юного курьера чаевыми и отпустила.

Оставшись одна, она села на край кровати и постучала костяшками пальцев по конверту. Содержимое было ее пропуском в прошлое. Она сжала кулак. Черт с ним! Поездка приближала ее к Эмили Бэрбанк и пяти миллионам долларов, и не исключено, что выполнение этого задания поможет ей наконец-то избавиться от