Сами же комитеты ловко продавали сельхозпродукцию по завышенным ценам (особенно в прифронтовые районы и крупные города), причем, естественно, за нормальные деньги, предпочитая золотые и серебряные монеты. На территории же самих коллективов свободная торговля была запрещена. Крестьяне обязаны были сдавать всю продукцию различным самозванным комитетам (вроде «комитета рабочего контроля за торговлей яйцами» в Барселоне).

Естественно, что вскоре начались крестьянские волнения. Но недовольных судили «за контрреволюцию» и либо расстреливали, либо заставляли работать бесплатно. Дело доходило до того, что некоторые крестьяне целыми деревнями переходили к мятежникам. А в январе 1937 года вся Испания была потрясена событиями в селе Фатарелья, где крестьяне попытались оказать сопротивление боевикам НКТ-ФАИ, и те в отместку зверски убили 30 человек. Там, где анархистам все же не удавалось насадить свои «коллективы», они взимали с крестьян арендную плату за землю, заменив помещиков.

Всего анархисты создали в Испании 1000–1200 «коллективов», в которых работало до 1,5 млн человек (в т. ч. 450 «коллективов» с 453 тыс. работающих в Арагоне). Прежде всего «коллективизация» охватила Арагон и Каталонию (только в нескольких районах последней, где была сильна ОСПК, удалось предотвратить «свободный коммунизм»).

Результаты «коллективизации» были плачевными. Посевные площади в Каталонии и Арагоне сократились на 20–30 %. Поля зарастали сорняками, в негодность приходил сельхозинвентарь.

Уже через две недели после введения «свободного коммунизма» в Арагоне там закончились товарные запасы и возникли серьезные проблемы со снабжением. Естественно, что промышленные предприятия той же Каталонии отказывались признавать в качестве оплаты за свои товары какие-то бумажки, пусть и гордо именуемые бонами. В отместку Арагонский комитет (потом был переименован в Совет Арагона) пригрозил захватить и даже взорвать электростанции и лишить города Каталонии электроэнергии. Лидерам НКТ пришлось отдать приказ командующему Арагонским фронтом о расстреле лидеров комитета, если они попытаются привести в действие свои угрозы.

В Леванте (средиземноморское побережье к югу от Каталонии) преобладали мелкие крестьянские хозяйства, специализировавшиеся на выращивании овощей и фруктов, прежде всего апельсинов. Здесь анархисты попытались взять под контроль сбыт цитрусовых через так называемые кооперативы. Крестьян заставляли сдавать в эти кооперативы апельсины по низким ценам (а иногда продукция просто «реквизировалась»), а затем кооперативы с огромной прибылью продавали их за границу, не платя, естественно, никаких пошлин и налогов. Интересно, что в этом районе анархистов поддерживали и сторонники Кабальеро, так же участвовавшие в этом прибыльном бизнесе. Однако из-за потери многих экспортных рынков, наладить вывоз цитрусовых за границу толком не удавалось. Богатый урожай апельсинов гнил, и республика теряла так необходимую ей валюту. Советское полпредство считало проблему экспорта апельсинов одной из самых важных в экономической жизни республики и просило Москву через рабочие партии Европы организовать широкую компанию в пользу закупки испанских апельсинов Великобританией, Францией и Скандинавскими странами.

В сельских районах Андалусии и Кастилии, где преобладали крупные латифундии, коллективные хозяйства возникали добровольно и добивались неплохих результатов. Так как в этих провинциях были сильны социалисты и коммунисты, то никаких экспериментов с отменой денег не проводилось.

Сложное положение сложилось в начале 1937 года в промышленности республики.

2 августа 1936 года был издан декрет о конфискации государством тех предприятий, владельцы которых покинули их и не вернулись в течение 48 часов. Такие предприятия стали называть «инкаутированными» (т. е. секвестрированными). Как правило, власть на таких предприятиях брали в свои руки рабочие комитеты, что было легализовано 30 августа, когда правительство дало им право проводить финансовые операции, в т. ч. выплачивать заработную плату с текущих счетов. Различались коллективные предприятия (т. е. те, где власть принадлежала представителям трудового коллектива) и «синдицированные» (управляющих там назначал профсоюз соответствующей отрасли).

Ключевые монополии все же остались под контролем государства. 3 августа 1936 года были «военизированы» железные дороги. В электроэнергетике и топливном секторе в компании-монополисты были назначены государственные представители.

Однако, несмотря на требование коммунистов о создании единого органа по планированию производства (в условиях войны это было необходимо), этого не было сделано, и промышленность республики была ввергнута в хаос.

Особенно, как всегда, отличилась в этом смысле находившаяся под контролем анархистов Каталония. По принятому там закону подлежали обязательной коллективизации все предприятия, где было занято более 100 рабочих, или предприятия с меньшим числом занятых, если за коллективизацию голосовало ¾ коллектива. Дело дошло до «коллективизации» мелких парикмахерских и даже имущества чистильщиков обуви. Формально собственником становился трудовой коллектив, но на деле всю власть брал соответствующий профсоюзный комитет (естественно, из членов НКТ). Была установлена уравнительная заработная плата, а рабочая неделя сокращалась до 36–40 часов. Текущие счета и резервы предприятий в короткий срок были растрачены на заработную плату. Не было налажено никакой системы снабжения сырьем. Налоги не платились. Вместо так нужных фронту снарядов производились игрушки, так как их было легче продать. Попытки ОСПК создать на предприятиях военного значения стахановские бригады пресекались угрозами физической расправы. Дисциплина упала, в рабочее время шли постоянные митинги.

Когда быстро были опорожнены текущие счета, стал проедаться и основной капитал. Под залог зданий и земель получались кредиты, которые также стремительно проедались. Приступили к продаже оборудования. Чтобы хоть как-то стимулировать сбыт, министр промышленности в правительстве Ларго Кабальеро анархист Пейро даже издал закон об обязательном бое пустых бутылок, чтобы дать импульс производству стеклотары. Но уже к началу 1937 года вся промышленность была на грани банкротства. Кредиты и помощь государства просили более 11 тысяч предприятий. Это было особенно страшно в дни осады Мадрида. 75 машиностроительных заводов Каталонии могли производить оружие, но не делали этого.

В конце концов Ларго Кабальеро поручил тому же Пейро разработать меры по упорядочению испанской промышленности. 23 февраля 1937 года родился логичный декрет, по которому предприятия, получавшие государственную финансовую помощь, обязаны были подчинять свою текущую деятельность нуждам государства. Однако до лета 1937 года анархисты в Каталонии тормозили проведение этого декрета в жизнь и по-прежнему проедали госкредиты.

Советское полпредство в донесениях в Москву резко критически отзывалось о повальной экспроприации мелкой и средней промышленности (инкаутацию в исполнении анархистов советские дипломаты расценивали лишь как скрытую форму экспроприации) и настраивало испанских коммунистов, чтобы они тактично добивались от анархистов возврата прежним собственникам всех предприятий с числом работающих менее 50 человек. Однако НКТ не желала отказываться от своих экспериментов в промышленности, причем вовсе не по идеологическим соображениям. Захватившие власть на большинстве предприятий анархистские комитеты заставляли всех рабочих вступать в НКТ, угрожая в противном случае выставить их за ворота. Не удивительно, что ряды анархистского профцентра росли как на дрожжах. К тому же НКТ ставила себе в заслугу популистское повышение заработной платы, а когда деньги на ее выплату закончились, анархисты стали обвинять коммунистов в ухудшении материального положения трудящихся, которые все деньги пускают на войну, не думая о рабочем классе. Надо признать, что такая агитация приносила свои плоды.