Советским советникам строго запрещалось принимать непосредственное участие в боевых действиях и отдавать самостоятельные приказы. Их основной задачей было научить неопытных испанских бойцов и командиров правильно обращаться с боевой техникой советского производства, разрабатывать и проводить в жизнь планы боевых операций различного масштаба. Однако на практике приходилось заниматься и другими делами: учить стрелять, кропотливо убеждать выставлять на ночь боевое охранение, личным примером демонстрировать рытье окопов и т. д. Советников строго предупреждали о необходимости тактичного поведения. Обращаться к вышестоящему испанскому начальству через голову своего «подопечного» разрешалось только в крайнем случае.

В письме Ларго Кабальеро от 21 декабря 1936 года Сталин, Молотов и Ворошилов сообщали, что советским военным советникам «категорически предложено» не упускать из виду, что они могут принести пользу только «если будут строго придерживаться рамок советника и только советника». Советские руководители просили в письме сообщать, насколько точно выполняют эти указания офицеры РККА. Чтобы щадить и так ярко выраженное у испанцев самолюбие, многих приданных командирам испанских бригад молодых лейтенантов или капитанов официально именовали не советниками, а инструкторами части, например, по стрелковому делу.

Как правило, все советники вели себя скромно и достойно, хотя, конечно, бывали отдельные случаи высокомерного поведения, которые сразу влекли за собой отправку на родину. С другой стороны, советским военным специалистам приходилось самим проявлять максимум самообладания. В кадровых офицерах испанской армии их поражали чудовищный бюрократизм, плавный распорядок дня с обязательным двухчасовым обедом и кастовая обособленность, доходящая до презрения к «нижним чинам».

Например, однажды советский советник с центральной телефонной станции Мадрида, расположенной в высотной башне «Телефоника» (на ее верхних этажах располагались пункты наблюдения артиллерии, ВВС и ПВО) увидел расположившийся на отдых батальон врага. Спустившись и найдя артиллерийскую батарею республиканцев, он передал ее командиру точные координаты цели и попросил открыть огонь. Но тот возразил, сказав, что не будет отвлекать солдат и самого себя от «законного» обеденного перерыва. Советский офицер пришел в отчаяние, но испанец успокоил его, заверив, что мятежники так же свято соблюдают время обеда и никуда не двинутся. Так и произошло. Спокойно отобедав, батарея республиканцев накрыла врага. Были, правда, и не столь удачные случаи. Один раз советский военный советник наблюдал, как артиллерия республиканцев бьет по пустому месту, в то время как рядом выдвигается на боевые позиции колонна мятежников. Несмотря на все уговоры, командир батареи отказался перенести огонь на колонну без приказа вышестоящего начальства.

В целом кадровые офицеры испанской армии (особенно старшие) смотрели на советских военных советников, как правило, свысока и вообще подозрительно относились к «русским коммунистам» (что было немудрено, если учесть в каком духе их воспитывали долгие годы). Многие прямо говорили, что им нужно только современное оружие, а как воевать — они и сами знают.

В частях народной милиции, особенно там, где преобладали анархисты, приходилось сталкиваться с крайностями противоположного толка. Вместо бюрократизма и рутины там царили расхлябанность и отрицание всякой дисциплины. «Русских» искренне любили, но не понимали, зачем они докучают с такой «ерундой» как чистка оружия, боевая учеба и ночные тревоги. Прибывавшие в части советники подчас с нуля наводили дисциплину, опираясь, как правило, на коммунистов, социалистов и сочувствующих. Приводились в порядок пулеметы «максим», в рубашку ствола которых часто попросту забывали доливать воду и новенькие пулеметы заклинивало. Организовывалась связь с соседними частями, командиры которых не общались иногда неделями.

Со своей стороны наиболее «лихие» командиры колонн милиции пытались проверить «русских» в деле. Так, например, на Арагонском фронте два советских офицера долго уговаривали анархистов перейти в атаку в соответствии с утвержденным накануне планом наступления. Им предложили показать пример. Но когда «русские» с одними пистолетами пошли в атаку, оглянувшись назад, они увидели, что бойцы кричат им вслед «Вива Русия!», но сами с места не трогаются. Энрике Листер, поприветствовав впервые прибывшего к нему на КП Малиновского, вывел его на обстреливаемый участок и под свист пуль стал объяснять обстановку. Малиновский понимал всю бессмысленность и опасность такой бравады, но не хотел ударить в грязь лицом. Оставшись довольным, Листер предложил «полковнику Малино» выпить бутылочку хорошего вина. Вскоре испанцы убедились на поле боя, что советские офицеры были отнюдь не робкого десятка.

Еще одной проблемой для советских советников были внутрипартийные дрязги в Народной армии. Например, командир-анархист постоянно назначал в ночные караулы коммунистов, соседние части разной партийной ориентации отказывались делиться друг с другом боеприпасами и продовольствием и т. д. Конечно, советские советники симпатизировали коммунистам, так как те были наиболее дисциплинированы и преданы республике, но вмешиваться во внутрипартийные споры «русским» строжайше запрещалось. Часто советники служили своего рода посредниками между различными партийными группировками в войсках. Анархистам, например, было иногда зазорно выполнять приказы начальников-социалистов, но «русских товарищей» слушаться было можно и без потери лица.

В целом отношение младших командиров, солдат и населения к советским людям было не просто хорошим, а восторженным. При проезде через населенные пункты советских танкистов заваливали фруктами, цветами и бурдюками с вином. Один из лидеров анархистов (советский генконсул в Барселоне Антонов-Овсеенко именовал их «анархами») даже заявил, что убьет любого, кто скажет хотя бы одно слово против СССР. Пожав руку своему военному советнику «Ксанти», Дуррути прямодушно сказал: «Я знаю, что ты коммунист, но мы будем хорошо воевать вместе».

Несмотря на утверждения франкистской пропаганды, что всеми частями республиканцев руководят русские, советников не хватало не только на каждую бригаду, но и на многие дивизии. При планировании крупных операций приходилось привлекать офицеров со всех фронтов. Советники, как правило, находились в Испании не более 6 месяцев, так как Наркомат обороны стремился пропустить через горнило боевого опыта как можно больше офицеров. К тому же РККА, особенно после начала в мае 1937 года массовых репрессий против военных сама испытывала острую нехватку командиров высшего и среднего звена. Всего в 1936–1939 годах в Испании сражалось 2083 военных специалиста из СССР (в т. ч. чуть больше 1000 летчиков и танкистов), из которых погибло 127 человек (в том числе 77 командиров и 33 младших командира), 11 умерло от ран и 32 пропали без вести (в том числе 25 командиров и 7 младших командиров). Вместе с командированными по линии гражданских наркоматов (эти специалисты налаживали военное производство) общее число советских граждан, находившихся в Испании во время гражданской войны, составляло около 3000 человек. Но в каждый конкретный момент их было, естественно, гораздо меньше, во всяком случае, не более 600. К началу 1939 года в Испании оставалось 55 советских военных специалистов.