небеса по-прежнему молчат, а сердце мое покойно. Сомнения порождаются рассудком. Ведь они должны присутствовать, хотя бы ради соблюдения диалектического равновесия. И ты-то знаешь, что я никогда не исключал возможности собственной ошибки, не исключал, что наступит день, когда мне придется воскресить один из своих трупов, может и труп святого. Сегодня я наконец узнаю это.

– Вы надеетесь, что сегодня ночью небеса заговорят?

– Но ради этого ты и привел меня сюда…

– Только постучать во врата рая должны вы сами.

За сценой послышались причитания, потом появилась деревенская женщина с ребенком на руках:

– Умирает! Мой сыночек умирает! Спаси его! Сделай милость! Он умирает! – Она запуталась в плаще Дон Хуана и остановилась, глядя на него. – Ее нет?

– Кого ты ищешь? – спросил Лепорелло.

– Святую! Ведь умирает мой сыночек! Где же Мариана?

Лепорелло указал ей на дверь в пьедестале:

– Она живет там.

Женщина кинулась к решетке, огораживающей статую:

– Пресвятая Дева Мария! Спаси моего сыночка, Мариана, будь милостива! Спаси моего сыночка!

Дверь открылась. Стала видна белая стена с грубым Распятием, дрожащий огонек свечи. Проем заслонила фигура в монашеском одеянии. Женщина упала на колени:

– Мариана! Благословенная раба Божия! Наложи свои руки на моего сына, ведь он умирает!

Мариана приблизилась к решетке. Протянула руки к просительнице:

– Почему ты пришла ко мне? Только Господь посылает нам жизнь и смерть!

– Господь дал тебе особую силу! Не отнимай у меня моего сыночка!

– Давай вместе помолимся Богу. Дай мне ребенка. А теперь повторяй за мной: «Господь, ты, спасший дщерь…»

– Господь, ты, спасший дщерь…

– будь милосерден к невинному младенцу…

– будь милосерден к невинному младенцу…

– и яви свою волю…

– и яви свою волю…

– на веки веков…

– на веки веков…

– Аминь.

– Аминь.

Они принялись молиться. Потом Мариана вернула младенца матери:

– Ступай домой и жди милости Божией.

Женщина удалилась с радостными криками, а Мариана осталась стоять у решетки. Потом опустилась на колени и запела:

– «Benedicite omnia Domini, Domino…»

Лепорелло и Дон Хуан наблюдали сцену, стоя в стороне. Лепорелло повернулся к Мариане спиной:

– Я страдаю, хозяин. От власти и славы Другого, как вы можете догадаться, у меня переворачивается нутро…

– А меня это полнит гордостью. Он – мой противник, и в Его величии я обретаю собственное величие. Пусть все творения Господни благословляют Всевышнего! Пусть поют гимны и получается грандиозно, как того и заслуживает Господь. Я ведь тоже в своем роде молитва и славлю Господа. Но дай мне послушать Мариану.

– Хотите, я заговорю с ней?

– Нет. Я сам.

– А вы не испытываете гордости оттого, что ваша жена – святая?

– Ты же знаешь, обычно я не похваляюсь своими делами.

– Но никогда нельзя знать заранее, чем все закончится. Никто этого не знает.

– Никто. Даже дьявол.

– Там внизу, сеньор, мы приучены к скромности, а еще – и это главное – к осторожности. Мы никогда не строим иллюзий. Вот вам пример – дело, которое нас с вами живо занимает, ведь я знать не знаю, спасется мой клиент или погубит душу.

– Понимаю. Но ведь и я сам этого не ведаю.

– То-то и бесит меня в Другом: вечно он знает все наперед. Несносная привилегия, которую преисподняя много раз оспаривала.

– Замолчи! Кажется, она кончила молиться.

Мариана поднялась и направилась обратно в свою келью. Дон Хуан подбежал к решетке:

– Мариана!

Она замерла. Дон Хуан собрался было перепрыгнуть через загородку.

– Стой! Сюда нельзя! Мой муж убьет вас! Кто вы?

– Ты не узнаешь меня?

– Слишком темно.

Дон Хуан повернулся к Лепорелло:

– Ты слыхал?

– Да, хозяин! Я тоже кое-что умею… Вот…

Неожиданно луч лунного света упал на лицо Дон Хуана. Мариана подошла и взглянула на него:

– Простите, сеньор. Я не помню вас.

Лепорелло хихикнул в темноте.

– Можно погасить, хозяин?

Дон Хуан отступил. Мариана, опершись на решетку, спросила:

– Что привело вас сюда?

– Я хотел… – Голос Дон Хуана дрожал, он снова приблизился к ней. – А мужа своего ты помнишь?

– Дон Хуана! Как же мне его не помнить! Сколько уж лет я молюсь за него! Час за часом, день за днем, год за годом. Он уехал давным-давно, но скоро вернется. Он мне так обещал, понятно? А он никогда не лгал. Однажды вечером он вернется.

– А лицо его ты помнишь?

– Лицо? Конечно! Как же мне его не помнить! Он очень красив. У него такие глаза, словно они сверкают из глубины облака. На рассвете, когда уходит луна, я гляжу на небеса, и он – там.

– Я знаком с твоим мужем.

– Скоро ли он вернется? Скажите мне, умоляю! Я боюсь умереть, не дождавшись его. Я, верно, уже состарилась.

– Думаю, он скоро вернется.

– И он счастлив вдали от меня?

– Нет, никогда он не был счастлив.

– Если случится вам увидать моего мужа, сеньор, передайте, что я люблю его.

– Нет, я его не увижу, но в Севилье есть один человек, который встретится с ним очень скоро. Я пришел от него. Он передал тебе поклон.

– От моего супруга? Что он говорит? Он заберет меня с собой?

– Вероятно, но утверждать не берусь. Этот человек хочет видеть тебя.

– Почему же он не здесь?

– Он послал меня к тебе и просил сказать: сегодня вечером он приглашает на ужин всех друзей Дон Хуана и хочет, чтобы ты тоже была там.

– Мне стыдно, сеньор. У меня нет другого платья, кроме этого, и я босая.

– Он пришлет тебе самое красивое платье в Севилье.

– Нет, этому не бывать. Самым красивым было платье, которое подарил мне Дон Хуан, когда венчался со мной.

– Тогда он пришлет тебе то самое платье.

– Ах, какая радость! Я возблагодарю Господа… Хотите помолимся вместе?

– Нет. Твоя радость принадлежит только тебе. Мои слова помешают твоим долететь до небес. Ступай в свою келью и жди. Через час…

– До той поры я стану молиться. Храни вас Господь.

– Это то, что больше всего мне нужно.

Мариана убежала в келью и заперла за собой дверь. Лунный луч, сотворенный Лепорелло, погас. Дон Хуан все так же стоял у решетки. Лепорелло приблизился к нему:

– Да, сеньор, это тяжкий удар, но тому есть свое объяснение. Прошло столько лет, и годы оставили след на вашем лице. Нет, вы не постарели, но что-то изменилось, тут сомнений нет.

– Даже будь мое лицо прежним, она не узнала бы меня. Она хранит в душе облик своего Дон Хуана и столько думала о нем, что он преобразился.

– Вы приведете ее на сегодняшний праздник?

– Будет естественно, если я встречу гостей вместе с