– Первое. Постарайся удержать моего брата. И Ласкеза, если мы его встретим. Никто не будет лезть. Тебя это тоже касается.

– Но…

– Второе. – Джер вынул из кармана правую руку и протянул ее. – Дай мне зеленый камень. Я не уверен, что он как-то влияет на Странника… но лучше, если вещица побудет у меня. Пока…

– Что ты задумал? – перебила его Тэсс. Она тупо разглядывала широкую, грубую ладонь. Джер скрипнул зубами.

– Ничего.

– Они будут стрелять.

Лавиби оскалился:

– А я не буду. Я просто ее заберу.

– А если…

– У моего отца есть мой брат. У Ласкеза – ты и сыщик. Кому еще я нужен?

– Джер!

Он все еще протягивал руку. Тэсс вдруг подумала, что он мог бы просто сорвать кулон, спустив ее с лестницы. Но не сорвал.

– Хорошо.

Тэсс сняла цепочку. Она не понимала, правильно ли поступает, но это был единственный ее знак. Способ показать, что теперь – что бы ни случилось – они могут хотя бы не мешать друг другу. Слишком многое было сказано, чтобы еще что-то изображать.

– Забирай.

Пальцы Джера сжались, едва подвеска легла на ладонь.

– Благодарю.

Теперь они молча стояли друг напротив друга. Ветер усиливался. Джер разглядывал звенья цепочки так, будто видел в них что-то кроме узких колечек блестящего металла. Свое будущее? Будущее доктора? Хороший план? Или…

– Ты признал Ласкеза братом в син-карте, – голос Тэсс дрогнул. – Меня же записал как чужую. Но как бы ты ни старался, мы навсегда останемся близнецами.

– Знаю.

Он надел подвеску и выпрямился: Тэсс показалось, что камень ярко, радостно сверкнул золотом, прежде чем Джер спрятал его под рубашку.

– И ты ничего не…

Лавиби посмотрел ей прямо в глаза. Тэсс осеклась: говорить очевидное не было смысла. Она убеждала лишь саму себя. И, скорее всего, он это чувствовал.

– Я не очень хороший человек. Но у тех, кто мне дорог, все будет хорошо. Даже с теми, кого я не смог полюбить. Вроде тебя. Это… – Джер вздохнул, но закончил свою мысль, – касается не только Ласкеза.

– О чем ты?

Ветер налетал резкими порывами, сине-серые волны стремительно разбегались. Небо – облачное, но пока светлое, – грузно нависало. Джер вернулся к штурвалу, вновь прикоснулся к его рукоятям, зажмурился, будто прислушиваясь к своим ощущениям. Наконец он фыркнул и склонил к плечу голову:

– Вместо того чтобы дальше испытывать мое терпение, мотай к тому, кому это нравится. Слышала? Самка…

Только через несколько мгновений Тэсс поняла, что смеется. Все стало по-прежнему. Или… почти. Уходя, она бросила:

– Обещай, что не сдохнешь.

– Только если с ней.

Тэсс не обернулась и ускорила шаг. Ей не хотелось видеть его лица.

* * *

Тэсс знала: прямо сейчас от нее не пахнет ничем, кроме пустой холодной тоски. И знала, что не хочет идти в таком состоянии к Джину. Но ей опять не удалось ускользнуть: зычный голос настиг ее на носовой палубе, куда она пришла, чтобы побыть в одиночестве:

– Спешим?

Джин сидел прямо на досках, прислонившись к борту и запрокинув голову. Кажется, дремал: сейчас он приоткрыл один глаз и косился на нее – лукаво, любопытно, но замученно, как ей показалось.

– Что ты тут делаешь? Уже холодно, – спросила Тэсс, приблизившись.

Ветер крепчал. Волны шумели все громче, их размеренный шелест перерастал в рокочущее ворчание. В слабом тумане почти потерялся берег Перешейка, и больше не было слышно морских птиц. Джин закрыл глаз:

– Нет. Все хорошо. Тут я и побуду.

Тэсс остановилась прямо над ним, вглядываясь в его лицо. Особой радости оно не выражало. Скорее…

– Да расслабься… – Джин потер лоб. – У меня морская болезнь или что-то вроде этого. Неважно переношу качку. Сейчас уже лучше, просто нужен воздух.

– Почему ты не с Ванком?

– Чтобы он надо мной подтрунивал? – Джин усмехнулся. – Кстати, думаю, он тоже несладко себя здесь чувствует.

– Вам надо было лететь. Вы бы уже добрались.

Джин поднял тяжелые веки. Окинув Тэсс взглядом, он похлопал ладонью по доскам рядом с собой:

– Можешь посидеть. Не думаю, что я заразен. И… – помедлив, он мягко прибавил: – Ты расстроена. Давай, иди сюда.

Покусывая губы, Тэсс все-таки села – совсем рядом, не особенно думая о том, как Джин это воспримет. Она вообще ни о чем не думала. Не получалось. Тэсс сгорбилась и поджала колени к груди.

– Что случилось?

– Почему ты не полетел на самолете?

Раздалось знакомое скептичное фырканье, за которое Варджина хотелось стукнуть. Фырканье не сопровождалось словами, но Тэсс почти услышала: «Тебе меня не облапошить, вопросы буду задавать я». Она упрямо молчала. И Джин уступил:

– Я не очень доверяю этой махине. Меня учили быть осторожнее с умирающими вещами.

– Странник больше не умирает, – возразила Тэсс и повернула голову. Джин смотрел вверх, на блеклое небо, расчерченное снастями.

– Может, вы просто перестали это замечать. Не замечать гибели почти так же здорово, как жить, и все-таки…

Он замолчал, с явной опаской покосившись на дернувшийся, но оставшийся на месте канат. И, повернувшись к Тэсс, закончил:

– Все-таки вы здесь. И мы направляемся не в самое лучшее место. Так почему ты расстроена?

Как и всегда, Джин не дал времени подобрать слова. Впрочем, слова и не подбирались. Их оказалось слишком много, и они, тяжелые и горькие, смерзлись за много юнтанов. Все слова, кроме одного.

– Джер.

Лицо Джина не изменилось. Он едва слышно вздохнул, опять кинул взгляд в сторону – туда, где находился капитанский мостик. Тэсс сильнее прижала колени к груди. Глаза заволакивало горячей пеленой. Может, потому что она не расплакалась от услышанного ранее?

– Когда он рядом со мной, от него пахнет разочарованием. Так?

Джин ничего не сказал, а только кивнул и погладил ее по волосам. Не ероша на свой обычный манер, провел – и тут же убрал руку.

– Он с этим справится. Однажды. Мы со всем справляемся. Наша семейка.

Джин улыбнулся. Правда, это была странная улыбка. Конечно, он верил в то, что говорит, но думал о чем-то другом. Его хвост дернулся из стороны в сторону, взгляд стал отстраненным. Тэсс вдруг поняла, чтó Джин прибавил бы, если бы не боялся ее напугать.

Он с этим справится. Если останется жив.

– Джер попытается ее спасти, – выпалила Тэсс. Она даже не была уверена, понял ли он ее. Но Джин все расслышал, и его лицо осталось бесстрастным. Оно словно застыло, растянувшись в безнадежной улыбке.